— Нам запрещали есть приготовленную пищу. Мы довольствовались лишь тем, что находили на помойке или воровали.

— Извращенцы, — фыркнул Богдан, тщательно пережевывая мясо и смачно облизывая пальцы.

Есаул продолжил, словно не услышав комментария:

— Когда умер отец Моти, ему остался корабль, которым мог управлять только он. Этот корабль был уникальным: он откликался только на его кровь. Поэтому его не отобрали, а использовали как транспорт для перевозки людей, грузов и... рабов.

Я заметила, как Мотя на мгновение замер, услышав это слово, но продолжил есть, словно пытался заглушить воспоминания.

— На первый взгляд казалось, что есть путь к свободе — просто сделай шаг и уйди. Но мы привыкли к такой жизни, к унижению. Мы не осмеливались ослушаться. Теперь я понимаю, почему. Это была не только наша слабость, но и темная магия, которая держала нас в страхе.

Есаул замолчал на мгновение, словно обдумывая свои слова, а затем продолжил:

— Но тут что-то другое. Мотя даже вдали от дома продолжал выполнять свою работу без вопросов, пока не встретил вас. Как он, родившийся рабом, смог освободиться от этих оков, я до сих пор не понимаю. Возможно, дело в его внутренней силе. Или... — тут Есаул взглянул на Мотю, а затем на меня, — или он почувствовал родную кровь, благодать. Его отец говорил, что рядом с родной кровью он обретет свободу.

Я напряглась, услышав эти слова. Что он имел в виду? Я машинально огляделась, словно ожидая увидеть что-то необычное. Мотя в этот момент поднял на меня взгляд. Его глаза сузились, в них заиграл хитрый огонек, и он улыбнулся — улыбкой, полной загадок.

— Вы не могли сопротивляться из-за сущностей внутри вас, — вмешался Яков, разрывая напряженную тишину. — Ваши страхи были искусственно усилены куполом, который покрывал ваш город. Это была черная магия. Но ваша сила воли огромна. Не забывайте об этом.

Его голос был твердым, словно он хотел убедить всех и каждого за этим столом — и, возможно, самого себя.

— Забудь, что ты сейчас сказал, Есаул, — продолжил Яков. — И пойми, что вы боялись и робели не потому, что вы были слабы, а потому, что темные силы использовали вашу самую большую уязвимость — страх. Теперь этого нет. Теперь вы свободны.

Мотя все еще смотрел на меня, его хитрый взгляд словно что-то искал. Я не знала, что именно он пытался разглядеть, но чувствовала, что под этим взглядом я не могла скрыть ничего.

Я резко отвела взгляд на еду.

Думаю, объяснить им, где правда, а где ложь, будет сложно. Годы жизни в этом состоянии заставили их считать себя беспомощными и бесполезными. Здесь потребуется команда профессиональных психологов, чтобы разобраться в их травмах и вернуть им уверенность в себе.

— Это наша вина, — тяжело вздохнул Петрович, глядя в пол. — Мы упустили такую очевидную «брешь» в нашем управлении.

— Самое важное сейчас — не свернуть с пути и, главное, не стать похожими на прежних хозяев, — добавила я, вспоминая об Анатолии, которого заперли в кладовой. — Иногда до этого всего один шаг.

— А губернатор тоже был под влиянием? — спросил Богдан, пытаясь понять, насколько далеко все это зашло.

— Ты заблуждаешься, — неожиданно перебил его Яков. Его голос был твердым, даже резким. — Неважно, была ли в нем сущность или чего он боялся. Сущности не могут напрямую манипулировать твоими чувствами или действиями. Они не делают тебя злым. Они просто открывают твою дверь в «пустоту» — в твою слабость, страхи, болезненные моменты. Когда ты смотришь в эту пустоту, они охраняют ее, поддерживая баланс твоих страхов. В результате ты становишься пассивным, трусливым, нерешительным. Ты теряешь способность критически мыслить и начинаешь подчиняться чужой воле, уверенный, что это — твой единственный путь к спасению.

Яков выдержал паузу, а затем продолжил:

— Анатолий всегда был гнидой. Просто раньше он не имел власти. А когда она появилась, вкупе с поддержкой шамана-наставника, он сумел сделать из города ловушку. Шаман помогал ему управлять этим местом так, чтобы никто не смог узнать правду.

— Именно поэтому, когда люди приезжали сюда, через некоторое время они начинали бояться уехать, — добавил Петрович. — Они становились заложниками ситуации, даже не понимая, что с ними происходит.

Наступила тишина. Я переваривала услышанное. Все это было страшно, но в то же время многое объясняло.

— Есаул, теперь все в твоих руках. Не подведи нас, — внезапно произнес Яков, нарушив молчание.

Есаул поднял голову, его лицо выражало смесь волнения и решимости.

— Так точно! — произнес он, сжав кулаки, словно только что принял присягу.

Есаул, довольный и воодушевленный, казалось, уже мысленно разрабатывал план развития города. Яков предложил ему должность губернатора Чоси, и он с радостью согласился. Когда мы вернулись с детьми, он как раз подводил итоги разговора с советом и настраивал его на правильные первые шаги. Архетип его был «фермер», профессия — «экономист», класс — «агроном», что делало его идеальным кандидатом на пост главы города. Яков понимал, что Есаул обладает не только знаниями, но и потенциалом для развития сельского хозяйства, что могло стать основой для процветания Чоси. И я была уверена, что он справится.