— Что ты думаешь по поводу того, чтобы поменять дружбу Савино на службу императору Ярославу Евгеньевичу Орлову?

— Мне это не нравится! — Зелёные глаза Милы расширились. — Я вообще не хочу с ним встречаться! И не знаю, что ему говорить!

— А тебе и не надо с ним встречаться, — рассмеялся я. — За службу хотели отблагодарить только меня. Саня! — обратился я к пилоту. — Сейчас я укажу место. Медленно подлетаешь с открытыми стенами, спускаешься, но не садишься. Я спрыгну, и ты максимально резко взлетаешь и мчишь в сторону Савино. Я прикрою.

— Есть, ваше сиятельство!

— Гензо, пусть за мной вышлют другой транспорт.

— Щас вызову.

Я быстро проверил свою экипировку и костюм альта решил не менять — в нём большого секрета нет, а вот рюкзак с пирамидками и другими интересными устройствами, разумеется, придётся оставить.

— Подлетаем, Дмитрий Николаевич, — отрапортовал пилот.

— Вон полянка, в пятидесяти метрах перед их первой линией. Снижайся там.

— Есть!

Под нами медленно проплывали кажущиеся красными в лучах почти севшего солнца верхушки деревьев, а потом лес закончился, и доска пошла на снижение. Я до последнего сидел в кресле, а когда до земли оставалось четыре метра, резко встал и, не задумываясь, прыгнул.

Пилот выполнил распоряжение чётко — доска резко взмыла в небо, одновременно поднимая борта, а уже через минуту превратилась в точку на горизонте. Атаковать её никто не стал.

Что ж, одним неприятным вопросом у императора будет больше, зато у меня на душе гораздо спокойнее.

Я бодро зашагал к плотно стоящим нижегородским военным, и они разошлись, образовывая передо мной живой коридор.

Нет, моё имя и «за Савино» никто не кричал, но в основном ребята приветливо улыбались, а я много раз отчётливо слышал «это он» и даже несколько раз «спасибо, Дмитрий Николаевич». Я прошёл по коридору, потом мимо транспорта, а дальше увидел огромный красный шатёр с золотыми оленями на стенах. У входа меня ждали стража и Парамонов.

— Рад вас видеть, Дмитрий Николаевич, — как-то необычно низко поклонился он.

— Здравствуйте, Эдуард Иннокентьевич.

— Его императорское величество ждёт вас.

Один из стражей откинул полог, и я зашёл внутрь, Парамонов же остался снаружи. Видно, он присутствовал здесь только для того, чтобы я увидел знакомое лицо и не так нервничал.

— У него походный шатёр вполовину нашей усадьбы, — хмыкнул Гензо.

Ага. А ещё они припёрли здоровый стол и кресло, сверху которого была закреплена золотая статуэтка гарцующего оленя — символа Нижегородской империи. В самом же кресле сидел монарх.

Мужчина лет пятидесяти, весьма крепкий, с внимательными карими глазами и без единого седого волоса в коротких чёрных волосах и аккуратной бороде.

По правую руку от главы государства, рядом с накрытым к ужину столом, стоял светловолосый мужчина на вид лет сорока, но, возможно, и старше. И он тоже не сводил с меня взгляда светло-серых глаз.

— Рысев Михаил Ильич, — передал Гензо слова всё знающей Акаи. — Раньше возглавлял службу дознания. После того как началась перетряска и ловля шпионов, император его приблизил, и сейчас это его правая рука. Говорят, он один из сильнейших в империи магов.

Главных лиц империи, разумеется, охраняли. У входа стояли двое, и в метре за креслом императора ещё четверо. В пятерых из шести я ничего необычного не увидел — просто очень сильные маги-телохранители. А вот высокий худощавый темноволосый человек с длинной бородкой, очевидно, был магом контроля. Надо полагать, сильнейшим в империи, вряд ли кого-то другого выделили для встречи со мной.

Следуя этикету, который мне подсказала память Димы, я подошёл, остановился в двух метрах от стола и поклонился.

— Дмитрий Николаевич Акулов прибыл по вашему распоряжению, ваше императорское величество, — проговорил я.

— Невероятно, — покачал головой император и широко улыбнулся. — Я в первую секунду подумал, что это Николай Сергеевич воскрес! Одно лицо! И, насколько я слышал, характером вы, Дмитрий Николаевич, тоже в него.

— Я очень хотел бы быть похожим на своего отца. — Я снова поклонился. — И так же преданно служить империи, как и он.

В моём высказывании, конечно, была некая тонкость, ведь во время больших мятежей мой отец был на стороне восставшей провинции. Правда, потом всех немногочисленных выживших и даже погибших участников бунта амнистировали, а император признал, что повод для восстания был весьма серьёзный. Но запомнить он это, конечно, запомнил.

— Очень рад это слышать, Дмитрий Николаевич. Пожалуйста, присаживайтесь, — Орлов указал мне на скромное кресло напротив. — Я хотел бы выпить и пообщаться с самым сильным из моих графов в неформальной обстановке. По крайней мере, насколько это возможно.

— Разрешение сесть напротив императора — это большая честь, — подсказал Гензо. — А уж выпить с ним — это вообще за гранью.

— Благодарю, ваше императорское величество. — Я подошёл ближе и сел.

Михаил Ильич, похоже, был правой рукой императора во всём. Именно он взял запотевший графин с прозрачной жидкостью и твёрдой рукой наполнил две рюмки.