О чем это он?

— Я не поеду в пансион, — терпеливо сказала я.

— Конечно поедешь, Энола, — так же терпеливо ответил Майкрофт. — Я уже написал в несколько достойных учебных заведений.

Мать мне рассказывала о подобных заведениях. В выпусках журнала «Удобное платье», который она выписывала, регулярно публиковали тревожные статьи о том, как в пансионах насаждают фигуру «песочные часы». В одной школе директриса то и дело затягивала потуже корсеты своим подопечным, и бедняжки не снимали их даже на ночь, только раз в неделю, чтобы помыться — это у них называлось «очиститься». После ванны на учениц надевали свежие корсеты и затягивали их еще туже прежнего, так что девушки не могли дышать полной грудью и от любого потрясения падали в обморок. Это считалось «очаровательным».

А также нравственным, поскольку вечно затянутый корсет якобы «учил юных леди самоконтролю и сдержанности», другими словами — не позволял ни согнуться, ни расслабить плечи. В отличие от старых маминых корсетов из китового уса, современные делались из крепкой стали и были заметно длиннее. Они давили на внутренние органы и деформировали грудную клетку. У одной ученицы сжатые корсетом ребра проткнули легкие, и она скончалась на месте. Когда девушку положили в гроб, талия у нее оказалась всего пятнадцать дюймов в обхвате.

Вспоминая эти кошмарные истории, я нечаянно выронила вилку, и она со звоном упала на блюдо. По спине пробежал неприятный холодок, но я не могла объяснить брату, почему не хочу в пансион. С ним не положено было обсуждать столь деликатные женские моменты. Мне хватило сил лишь на то, чтобы тихо вымолвить:

— Но мама...

— Маловероятно, что она вернется. А я не могу остаться.

«К счастью», — подумала я.

— Ведь не можешь же ты прозябать здесь в одиночестве, Энола? — спросил Майкрофт.

— Вы хотите прогнать мистера и миссис Лэйн?

Майкрофт нахмурился и отложил нож для масла, которым смазывал ломоть хлеба.

— Вовсе нет, однако слуги не способны правильно воспитать леди и не могут присматривать за ней как положено.

— Маме бы это не понравилось.

— Твоя мать сбежала от ответственности, — отрезал Майкрофт. — Что же с тобой станется, если ты не получишь образования и благородного воспитания, не научишься хорошим манерам? Путь в высшее общество будет закрыт, а найти достойную партию...

— ...я и так вряд ли смогу, — закончила я за брата. — Потому что и лицом, и фигурой похожа на Шерлока.

Майкрофт смягчился:

— Милая моя девочка, если ты будешь над собой работать, со временем это изменится.

То есть часами сидеть за пианино с книжкой на голове? Проводить дни в мучениях, затянутой в тесный корсет, подкладывать под юбки подушечки, заплетать накладные косы? Об этом он вслух говорить не стал.

— Ты происходишь из знатной семьи, Энола. С должным старанием ты станешь настоящей леди и не опозоришь наш род.

— Но меня всегда стыдились, и это вряд ли изменится. И в так называемое «благородное заведение» я поступать не собираюсь.

— Отнюдь, — возразил Майкрофт.

Мы отложили столовые приборы и впились друг в друга глазами, насколько это было возможно в полумраке комнаты, освещенной лишь несколькими свечами. Мы оба прекрасно знали, что мистер и миссис Лэйн подслушивают под дверью, но сейчас меня это ни капли не беспокоило.

— Нет. — Я повысила голос. — На гувернантку я еще согласна, но ни в какой пансион уезжать и не подумаю. Вы меня не заставите.

— Заставлю, и имею на это полное право, — спокойно ответил Майкрофт.

— В смысле? Доставите меня в школу в кандалах?

Майкрофт закатил глаза.

— Вся в мать, — заявил он, обращаясь к потолку, а затем посмотрел на меня так мученически, так, что я застыла на месте. Удивительно ласковым тоном он произнес: — Энола, по закону я располагаю полной властью и над тобой, и над твоей матерью. И имею право посадить тебя под домашний арест, пока ты не одумаешься, или принять иные меры для достижения нужного мне результата. Более того, я несу за тебя ответственность как старший брат, а ты слишком долго находилась здесь без надзора, и это видно невооруженным глазом. Вероятно, я прибыл как раз вовремя, чтобы не позволить тебе загубить свою жизнь. И ты будешь меня слушаться.

И я наконец поняла, как чувствовала себя мама после папиной смерти, почему она не навещала моих братьев в Лондоне, не приглашала их к нам в Фернделл-парк.

Зачем вытягивала деньги из Майкрофта.

Я встала из-за стола:

— Знаете, внезапно пропал аппетит. Прошу меня извинить.

Хотелось бы сказать, что из комнаты я вышла с холодным достоинством, но на самом деле я споткнулась о подол юбки и чуть не упала.