В комнате, точнее кабинете, стояли письменные столы — все пустые, за исключением одного.

— Прошу прощения, — обратилась я к молодому констеблю, когда тот оторвался от своих бумаг и поднял голову посмотреть, кто вошел. — Сержант просит вас подойти к столу дежурного.

Скорее всего, он предположил, что меня недавно взяли в Скотленд-Ярд стенографисткой или еще кем. Констебль молча кивнул, поднялся и вышел из кабинета.

Я тоже вышла, только через окно. Приподняла юбки, запрыгнула на подоконник так же, как обычно садилась на велосипед, и спрыгнула на тротуар. Конечно, меня заметили прохожие, но я на них не смотрела и держалась так, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло и люди то и дело покидают Скотленд-Ярд через окна. Пенсне я сняла и бросила под копыта крупной лошади, которая бежала трусцой по улице. А потом расправила плечи и поспешно удалилась, как и полагается настоящей деловой леди. На углу как раз вовремя затормозил омнибус. Я заплатила за билет и расположилась на крыше рядом с другими лондонцами. На Скотленд-Ярд я даже не оглянулась. Вероятно, Шерлок и Лестрейд еще засыпали Тьюки вопросами, когда омнибус тронулся и покатился прочь.

Конечно, я не сомневалась, что вскоре они нападут на мой след. Тьюки расскажет о том, как сбежал от Резака вместе с девочкой, переодетой вдовой. Девочкой по фамилии Холмс. Вот сейчас, в этот момент, он наверняка поворачивается, чтобы представить ее инспектору. Но вместо меня Тьюки увидит лишь безвкусный зеленый зонтик и две карикатуры, которые я оставила на скамейке. Надеюсь, они вместе с Лестрейдом разберутся, что означают эти эскизы.

Мне было жаль вот так внезапно расставаться с Тьюки, не попрощавшись.

Но что поделаешь! Я должна отыскать маму.

Еще мне было жаль, что я не смогла провести больше времени с Шерлоком, пусть он бы меня и не узнал. Мне хотелось смотреть на него, слушать, восхищаться. Я искренне по нему скучала, и меня снедала тоска, словно я была божьей коровкой, которая стремилась улететь на родное небо.

Только мой великий брат не желал искать маму. Чтоб ему пусто было! Божья коровка в моей душе сложила крылышки, и сердце заныло.

Впрочем... Может, оно и к лучшему. Шерлок с Майкрофтом заставили бы маму вернуться в Фернделл-холл, а ей явно не хотелось там находиться. Когда... Не если, а когда я с ней встречусь, не буду просить ни о чем, что сделало бы ее несчастной. Я ищу маму не для того, чтобы лишить ее свободы.

Мне просто хочется, чтобы у меня была мама.

Вот и все.

Хочется поддерживать с ней связь. Видеться время от времени, пить вместе чай, разговаривать. Знать, где она и как у нее дела.

Хотя в глубине души я переживала, не случилось ли с ней что-нибудь плохое, мне больше нравилось представлять, что мама в безопасности в чудесном месте, где нет ни корсетов, ни турнюров — возможно, даже шляпок и сапожек. Там, где повсюду зелень и цветы. Забавно, что я, следуя ее примеру, сбежала не к зеленым просторам, а в этот город-помойку, где еще не успела увидеть ни дворца, ни золотых карет, ни дам в мехах и бриллиантах, зато встретила больную стригущим лишаем старуху, ползущую по тротуару.

Наверняка с мамой бы такого не произошло.

Правда же?

Оставалось только надеяться на лучшее; и мне следовало что-нибудь предпринять, пока всю полицию Лондона не поднимут на мои поиски.

На следующей остановке я торопливо выскользнула из омнибуса, прошла один квартал пешком и наняла кеб. Четырехколесный, закрытый — чтобы никто меня не увидел. И назвала кебмену адрес:

— Флит-стрит.

Кеб ехал по оживленной дороге, лавируя между телегами и экипажами, а я тем временем достала бумагу с карандашом и составила послание:

СПАСИБО МОЯ ХРИЗАНТЕМА ТЫ ЦВЕТЕШЬ? ПРОШУ ОТПРАВЬ ИРИС

Из «Тайного языка цветов» я запомнила, что ирис означает «послание». Ирисы в букете побуждают получателя задуматься над значением других цветов. Богиня Ирида, по-гречески Ирис, передавала послания между Олимпом и Землей, перелетая по радужному мосту.

К сожалению, большинство абзацев из «Тайного языка цветов» не отложилось в моей памяти. Непременно надо будет добыть копию этой книги, когда я найду жилье.

Я с горечью подумала о другой, невозместимой потере — брошюрке с шифрами, которую мама сделала своими руками, моем сокровище, которое напоминало мне о ней. Что сделал с брошюркой Резак, я, вероятно, никогда не узнаю.

(По крайней мере, так я тогда думала.)

Однако вряд ли она мне пригодится.

(Опять же: я так думала.)

Вернувшись к своему посланию, я переписала его наоборот:

СИРИЬВАРПТОУШОРП? ЬШЕТЕВ ЦЫТАМЕТНАЗИРХЯОМОБИСАПС

Потом разделила на равные части и написала зигзагом:

СРЬАПОШР? ШТВЫАЕНЗРЯМБСП

ИИВРТУОПЬЕВЦТМТАИХООИАС

Покачиваясь на сиденье в такт экипажу, я поменяла строчки местами. Это послание я собиралась поместить в колонку объявлений «Пэлл-Мэлл Газетт», свежие номера которой мама почти никогда не пропускала, а также в другие издания, которые ей нравились, в том числе «Удобное платье» и «Современную женственность». Шифр у меня в результате получился следующий: «Корень лианы ИИВРТУОПЬЕЕЦТМТАИХООИАС стебель лианы СРЬАПОШР? ШТВЫАЕНЗРЯМБСП твоя Лиана».