На этом заметка не заканчивалась, но я бросила чтение и уставилась невидящим взглядом на стоянку кебов прямо перед нами. Легких двухколесных экипажей, неуклюжих, но просторных пролеток, коней с лоснящейся шерстью и тщедушных кобыл, жующих овес из привязанных к мордам торб, представительных кебменов и бедно одетых кучеров, прогуливающихся вдоль парка в ожидании клиентов, сейчас для меня не существовало. Я силилась вспомнить, как выглядит мадам Лелия, но за прошедшие три дня ее образ истерся в памяти, и на ум приходили только красные волосы, круглое лицо, крупное, мощное тело, большие руки, желтые лайковые перчатки...

Мои размышления прервал тихий голос:

— Я должен вернуться.

Я повернулась к юному Тьюки, бледному и красивому, и мы встретились глазами.

— Я должен вернуться домой, — повторил он. — Не позволю этим негодяям обкрадывать мою семью.

Я кивнула:

— Значит, ты не знаешь, кто отправил им эту записку.

— Нет.

— И тоже считаешь, что они продолжают на тебя охотиться.

— Как и на тебя. Да, я в этом уверен.

— Лучше нам обратиться в полицию.

— Наверное... — ответил Тьюки и отвел глаза.

Какое-то время он молча смотрел на носки своих новых ботинок — условно новых, поскольку они были сшиты из кожаных обрезков старой обуви.

Я ждала.

— Все равно в моих мечтах все было иначе, — наконец заговорил он. — Это я про верфи. Вода грязная. Люди тоже. А тех, кто следит за собой, они презирают и считают заносчивыми. На таких даже попрошайки плюют. У меня украли деньги, ботинки и даже чулки. Совсем бесстыжие крадут даже у ползунов.

— Ползунов?..

— Или дремал, так их тоже называют, потому что они почти всегда дремлют. Никогда не видел более убогих нищих. — Тьюки понизил голос. — В основном это старухи, оставшиеся ни с чем, которые не могут встать на ноги. Они сидят на ступеньках работных домов в полузабытьи, прилечь им негде, у них, полумертвых, даже нет сил попрошайничать, а если им кто даст пенни на чай, ползут его купить.

У меня защемило сердце, и я вспомнила лысую старуху с язвами на голове, которая ползла передо мной по тротуару.

— Потом они ползут обратно, — продолжил Тыоки, говоря все тише, и голос у него дрожал. — И снова садятся на ступеньки. Три раза в месяц их кормят и дают выспаться в работном доме. Три раза! А если потребуют большего, их запрут и заставят три дня заниматься тяжелым физическим трудом.

— Что?! Я думала, в работных домах несчастным помогают!

— Я тоже так думал. Пошел туда попросить пару обуви, а они... Обсмеяли меня и побили палкой. Выгнали. А потом... Этот кошмарный головорез...

При воспоминании о Писклявом на глаза Тьюки навернулись слезы. Он умолк.

— Я рада, что ты решил вернуться домой, — сказала я после недолгой паузы. — Твоя мать будет вне себя от счастья. Знаешь, она все глаза выплакала.

Он кивнул, не спрашивая, откуда я это знаю, очевидно, смирившись с тем, что мне все-все-все известно.

— Я постараюсь ей объяснить, что тебе не хочется ходить в костюме лорда Фаунтлероя.

— Какая разница, в какой я буду одежде. Как же я не знал...

Он затих. Наверное, все еще думал о дремалах, бедных полумертвых старухах, ползающих по лондонским трущобам. Или о своих измученных ступнях и натертых мозолях, о Писклявом, о том, как его побили палками...

За два дня, проведенных в Лондоне, я тоже узнала много такого, о чем раньше не подозревала.

И теперь мои невзгоды и несчастья казались мне ерундой.

Я встала со скамьи и окликнула одного из кебменов. Экипаж я выбрала открытый, двухколесный; мне хотелось проехаться в шикарном кебе. Тьюки подал мне руку как настоящий джентльмен и помог забраться на сиденье, а я крикнула извозчику:

— В Скотленд-Ярд!

Помимо сопровождания Тьюки у меня была в Скотленд-Ярде и другая задача.

— Какая красота! — воскликнул Тьюксбери, любуясь городом с сиденья двухколесного экипажа, который мы наняли. Лошадь бежала рысью, и упряжь весело позвякивала.

Я же углубилась в свои мысли, посвященные Резаку и мадам Лелии Сивилле де Мак. Доказательств у меня не было, но чем дольше я анализировала факты, тем яснее становилось, что они оба замешаны в деле о похищении. Отсюда предположение: астральная искательница рассказала обо мне Резаку. Кто бы еще это мог быть? Сторож, герцогиня, горничные? Вряд ли. Из всех, кто встретился мне в Бэйзилвезер-холле, мои рассуждения о том, куда сбежал Тьюксбери, слышали только инспектор Лестрейд и мадам Лелия. Кто-то из них связался с Резаком, чтобы тот отправил телеграмму Писклявому. И это точно был не Лестрейд. Вывод: остается лишь мадам Лелия.