Мой брат Исайя бежит трусцой по коридору и заскакивает в лифт сразу следом за нами. Его растрепанная светло-каштановая копна волос все еще сохраняет ту форму, что придала ей кровать, на которой он спал. Я не сплю уже несколько часов, начиная с пробуждения с Максом и заканчивая утренней тренировкой, но готов поспорить на большие деньги, что братец только что встал с постели.

И готов поставить собственную жизнь, что в этой постели до сих пор остается голая женщина.

– Привет, чувак, – говорит он и добавляет «Привет, Максик», чмокая моего сына в щеку. – Куда это вы, ребята, намылились?

– Иду попросить Сандерсона присмотреть за ним сегодня вечером во время игры.

Исайя ничего не говорит, просто ждет моих пояснений.

– Я уволил Троя.

Он смеется.

– Господи, Малакай. Просто дай понять, что ты не хочешь, чтобы действовала эта договоренность.

– Ты сам знаешь, что Трой облажался.

Исайя пожимает плечами.

– Я имею в виду, я предпочитаю, чтобы у твоих нянек были сиськи и здоровое желание со мной переспать, но, если не принимать в расчет эти недостатки, он был не так уж ужасен.

– Ты идиот.

– Макс… – Исайя поворачивается к моему сыну. – Разве ты не хочешь, чтобы у тебя была тетя? Скажи своему папе, что твоей следующей няней должна быть незамужняя женщина лет двадцати-тридцати. Бонусные баллы, если она будет выглядеть потрясающе в моей футболке.

Макс улыбается.

– И была бы не прочь стать матерью для тридцатилетнего мужика, – добавляю я. – Не возражала против отвратительной квартиры. Умела готовить и убираться, поскольку ты в буквальном смысле мужчина-ребенок и отказываешься это делать.

– М-м, да, звучит идеально. Высматривай кого-нибудь вроде… – двери лифта открываются, – вот такой.

Внимание брата устремлено прямо на открывшийся выход в вестибюль.

– Вот дерьмо, я пропустил этаж Сандерсона. Блин, – поправляюсь я. – Макс, никогда не говори «дерьмо».

Мой ребенок слишком увлечен, чтобы прислушиваться к моим ругательствам, он грызет пальцы и наблюдает за своим дядей. Дядя как вкопанный остается стоять столбом посреди лифта.

– Исайя, ты выходишь или нет?

В лифт входит женщина и встает между ним и мной, что делает его внезапное потрясение еще более очевидным. Красивые девушки, как правило, заставляют его стремительно глупеть.

А эта действительно хорошенькая.

Темно-шоколадные волосы ниспадают на загорелую кожу, покрытую замысловатой черной татуировкой. Под коротким комбинезоном – то ли топ, то ли лифчик, из-под обтрепанного подола видны полные бедра. Однако на этих бедрах нет того рисунка, который покрывает руку и плечо.

– Привет, – наконец выдавливает Исайя, совершенно ошеломленный и рассеянный.

Протянув руку ей за спину, я отвешиваю брату легкий подзатыльник, потому что последнее, что ему нужно, – это еще одна женщина в другом городе, которая будет его отвлекать. Я жил той же жизнью, что и он, и теперь у меня на руках пятнадцатимесячный ребенок. Дополнительная ответственность за младшего брата, который может пойти по моим стопам, мне нужна, как собаке – пятая нога.

– Исайя, выйди из лифта.

Он кивает, машет рукой и выходит в вестибюль.

– Пока, – говорит он с влюбленными глазами, и это «пока» адресовано не мне и не моему сыну.

Женщина в лифте просто поднимает одну из двух своих банок «Короны» [6] в знак прощания.

– Этаж? – спрашивает она хриплым голосом, прежде чем смочить горло глотком пива. Протягивает руку мимо меня, нажимая на этаж, с которого я только что приехал, прежде чем оглянуться через плечо в ожидании моего ответа.

Глаза у нее нефритово-зеленые и совершенно растерянные, прямо под носом сверкает крошечное золотое колечко, и теперь я понимаю, почему мой братец превратился в ошарашенного подростка, потому что внезапно я стал таким же.

– Может, мне просто угадать? Если хочешь, могу нажать на все, и мы вместе совершим приятную долгую поездку в лифте.

Макс тянется к ней, окончательно возвращая меня к реальности. Как будто я никогда раньше не видел красивой женщины.

Я чуть отворачиваюсь, чтобы он не запустил свои маленькие пальчики в ее волосы, что выглядело бы забавно, если бы эта женщина не выпивала в девять утра даже не одну, а две банки пива.

Я кашляю и сам нажимаю на этаж Сандерсона.