— Он не попросил бы Моуди быть твоим Наставником, если бы не заботился о тебе.

Моё сердце упало и разлетелось вдребезги. Ну конечно. Мне не следовало даже надеяться, что он будет отличаться от всех остальных. Злясь на себя за это, я заскрежетал зубами.

— Кто тебе это сказал?

Он задумался:

— Ты сказал мне это, разве нет? — образ его головы скрылся среди углей, и я услышал шелест бумаги. Потом голова Сириуса появилась вновь, но его веки были опущены, как будто он искал что-то у себя на коленях. — Ты сказал… — он замолчал.

Я выгнул бровь:

— Я никогда не говорил тебе, что Моуди учит меня, Сириус. Так, откуда ты это узнал?

— Профессор Дамблдор, возможно, упоминал об этом.

Я горько улыбнулся, уже смирившись с тем, что он тоже на стороне Дамблдора:

— Значит у тебя, беглого преступника, есть контакты с Главным Колдуном Визенгамота, но все ещё нет судебного разбирательства. Разве не к этому ты так стремился?

— Он не может мне помочь.

— Не может или не хочет? На нём лежит обязанность помогать тебе, Сириус. Он был под Присягой, когда обеспечил справедливое судебное разбирательство, вместе с адвокатом и правом не свидетельствовать против самого себя, твоей кузине Беллатрикс Лейстрандж.

— Я не Беллатрикс.

— Ты не она — согласился я, прежде чем его охватила ярость.

Подбросить самое провокационное имя, которое я нашел в старых подшивках Пророка, была не самая блестящая моя идея, особенно если её девичья фамилия — Блэк. Особенно, если Сириус не всегда бывал разумен.

— Ты был членом организации Дамблдора «Орден Феникса», победившей в войне. Казалось, можно было предположить, что Дамблдор захочет узнать, насколько глубоко твоё предательство и сколько людей ты продал Волдеморту. Тем не менее, тебя никогда не допрашивали, а просто бросили в Азкабан с меньшим сожалением, чем торговец рыбой выбрасывает товар недельной свежести. Тебе это о чём-либо говорит? — «Может быть, если я уберу шоры с его глаз, он сможет увидеть правду,» — подумал я?

— Всё было не так — сказал он, перечёркивая все мои надежды — У меня нет на это времени. — Он вытер лицо рукой. — Как планируешь справиться с драконом?

— Мы с Моуди — сказал я, подчеркнув имя Моуди, — уже придумали план. Если он не сработает, я просто спрячусь за судьями.

Сириус нахмурился то ли от моей не-Гриффиндорской идеи, то ли новой роли Моуди в моей жизни. Я не мог сказать точно, чему он точно был не рад.

— Гарри, ты должен, по крайней мере, попытаться. Гриффиндорцы не прячутся за другими.

Это объясняет, почему члены других Факультетов живут дольше. Я пожал плечами.

— Те, кто выбрал драконов, идиоты, я не таков. Если дракон собирается съесть кого-то, пускай, но это буду не я.

Сириус одарил меня тяжелым взглядом, прежде чем глубоко вздохнуть.

— Просто придерживайся плана и подчиняйся Моуди. Он лучше чем кто-либо другой знает, о чём говорит. Держись подальше от Каркарова. Я знаю, ты не веришь, что он опасен, но каждого студента, который учился в Дурмстранге, он обучал Тёмным искусствам. Меня не волнует то, что Министерство считает Дурмстранг легальной школой.

— Хорошо. — У меня не было причин разыскивать Каркарова. — Перед тем как ты уйдешь, не расскажешь ли мне немного о моей маме? Все вокруг говорят о моём отце: каким он был храбрым, какие шутки разыгрывал, но никто никогда не говорит о ней ничего, кроме того, что у неё были зеленые глаза и она была хороша в Чарах.

Он вздохнул.

— Сказать по правде, я не очень хорошо знал Лили. Я познакомился с ней, когда она и Джеймс начали встречаться на седьмом курсе. Она была умной и хорошенькой, немного похожей на твою подругу Гермиону, но я не знал её достаточно хорошо. Если бы они прожили подольше, я бы, наверняка, узнал её лучше, но они умерли такими молодыми и со всей этой войной… Мне очень жаль, Гарри. Я могу сказать тебе, что она была блестящей ведьмой, но я не знал её близко.

— А кто знал? — спросил я, чувствуя отчаяние.

После встречи с представителями Гринготтса, я составил список того, что мне известно о родителях. Это был очень короткий список. Информация о моей маме занимала пять пунктов: зелёные глаза, рыжие волосы, Староста школы, палочка из ивы и то, что она была хороша в Чарах. Об отце я знал в четыре раза больше. Я просто хотел узнать что-нибудь, даже если это было что-то тривиальное, как если бы она носила перья в волосах. Тётя Петуния никогда не говорила о ней. Я надеялся на Сириуса…

— Единственный человек, о котором я могу вспомнить, это Снейп[3]. Все остальные либо погибли на войне, либо еще живы, но лучше бы они тоже погибли.

Снейп? Моя мама дружила с Летучей мышью Подземелья. Я не могу спросить его об этом. Мысленно я заставил себя отгородиться от отрицательных эмоций, что нахлынули на меня. А может быть, у меня получится? Он ненавидел моего отца. Если я сыграю на этом, быть может, он расскажет что-нибудь о ней?

Послышались шаги на лестнице.