Закусив губу, я сверлю взглядом кожаный корешок. Чтение запрещённой книги в общей спальне, где любой мог увидеть меня, было большим риском. И тут меня пробрал безудержный, истеричный смех. Я еле смог успокоиться, но напряжение отпустило меня. Риск все еще оставался, но только если кто-то поймает меня. Тот факт, что этим вечером каждый в Гриффиндоре либо торжественно отмечал моё участие в Турнире, либо сплетничал обо мне, означал одно — что наша спальня останется пустой, вероятно, до глубокой ночи. По крайней мере, Кубок хорошо отвлекал всеобщее внимание от меня.

Я осторожно открыл книгу, прочитал титульный лист и ознакомился с автором. Название на титульном листе соответствовало названию на корешке книги, но дата издания меня озадачила. 1811 г., за год до того, как Министерство Магии начало подвергать книги цензуре, в том числе при перепродаже старых книг, обращая внимание на содержание, а не на название. Я знал это с тех пор, как мне стало известно, что я змееуст. Тогда целыми неделями я прочёсывал библиотеку после комендантского часа в поисках более конкретной информации, почему все ненавидят меня за эту мою способность. Волдеморт не был адекватным объяснением. Предубеждение насчёт парсельтанга слишком прочно укоренилось в магическом обществе.

То, что я обнаружил, расстроило меня. В 1812 году The Daily Prophet радостно сообщил о казни многочисленных змееустов, в том числе четырехлетней девочки, по сфабрикованным обвинениям. Небольшие исследования в маггловской библиотеке летом привели к неутешительному выводу: моральная паника — так называется это у магглов. В библиотечных книгах упоминались Холокост и Красная Угроза, как самые известные примеры этого явления. Мне потребовалось всего пять секунд чтобы понять, что моральная паника была общечеловеческим, не только маггловским состоянием. К тому времени я притворялся, что я не змееуст, потому что профессор Дамблдор сообщил мне, что эту способность я приобрел от Волдеморта. После моего исследования, я стал скрывать свои способности говорить со змеями из страха.

Если я изучу книгу Моуди и воспользуюсь знаниями оттуда, у меня появится ещё одна тайна, которую я должен буду скрывать любой ценой? А нужно ли мне это?

Как бы то ни было, я раскопал в себе почти забытые воспоминания, мысли и чувства, многие из которых были сосредоточены вокруг моего побега из Волшебного мира и от Дурслей. Я отчаянно хотел сбежать от них, но так и не преуспел в этом.

Инстинктивно, я понимаю, что кто-то наложил на меня проклятие, чтобы подчинить своей воле, как когда-то Локхарт пытался заставить нас забыть все о Тайной комнате.

Мой желудок сжимается, меня тянет блевать от отвращения. Чужеродные внушения воюют с моими собственными желаниями, превращая мой разум в тёмный лабиринт без выхода. В тени скрывается Минотавр, преследуя меня. После моей смерти, когда он проглотит меня, он займёт мое место, став мной. Никто никогда не будет оплакивать меня, потому что до тех пор, пока мое тело живет, дышит и говорит, никто не догадается, что Минотавр убил меня. Никто. Я заскрежетал зубами. Если бы я сорвался, то возможно забрал бы ублюдка, который поместил Минотавра в мою голову, вместе с собой. Может быть, это облегчило бы мою смерть. Я чуть не рассмеялся над самим собой.

Тетя Петуния всегда советовала Дадли не напрашиваться на неприятности. Забавно, что сегодня я пытаюсь следовать её советам. Я просто студент четвертого курса и не знаю, что случилось. Может быть, я реально что-то сделал, а может, и нет. Может быть, Минотавр был всего лишь плодом моего воображения, вызванный недавними событиями. Не реальным. Инстинкт не является доказательством. Сперва я должен понять, в чем дело; затем определить виновника своих бед (если, конечно, он существует); затем найти достойное применение всего моего многолетнего опыта мелкой мести Дурслям и вынудить ублюдка заплатить за все.

Мой пристальный взгляд упал на книгу Моуди. Какую игру он ведёт?

Среди преподавателей бытует устойчивое мнение, что Гарри Поттер ленивый ученик. Я провёл больше времени, играя в квиддич, чем в классе. Вместо работы над домашними заданиями, я играл в шахматы, в подрывного дурака, или изучал Замок. Единственный путь научить меня чему-нибудь — это продемонстрировать мне все на практике. Так сделал Люпин с Заклинанием Патронуса, потому что я не мог заставить себя часами сидеть над книгами.

Конечно, мои ночные скитания часто приводили меня в библиотеку, но я стал более опытным за эти годы и сомневаюсь, что кто-то знал об этом. Но тогда меня интересовали такие вопросы, как философский камень, тайная комната, приключения на мою пятую точку и предметы, персонально значимые для меня, как парселтанг например. Уроками я не занимался самостоятельно, потому что у меня была Гермиона.

Предполагая, что Моуди узнал о моей репутации, задаюсь вопросом: «почему он дал мне книгу»? Он видел через мою грифиндорскую маску реального Гарри Поттера?