— А карп? Где он живёт?

— Так в пруду его оставили. Он женился и воспитывает мальков.

— А поросёнок?

— Вырос и поступил на службу к Великом князю.

— Брешешь! Ну признайся, что брешешь! — перекрикивая друг друга, стали требовать воины.

Григорий хитро посматривал на подтягивающихся к столу воёв и продолжал удивлять. В первый свой приезд он успел только примелькаться, а поближе с ним не довелось познакомиться из-за скорой перемены места жительства, зато сейчас очень всё ладно вышло. Он со своими ребятками уже не чужой и повод есть посидеть, сблизиться немного.

— А у нас эта… ну эта… другая московская боярышня на охоту с князем ездила! Срамно вырядилась, села на коня верхом и через весь город проехала, — выпалил главную новость один из воёв.

— Моя Евдокия Вячеславна не такая, — сразу разделил боярышень Григорий. — На коня сдуру не полезет! И одежа у ней красивая.

— И девка подле неё хороша! — поддержал какой-то молодой воин.

— Дарина, — чопорно назвал её имя один из ребят Григория и не менее уважительно добавил: — Рукодельница она.

— И как охота? Боярышня вернулась с добычей? — Гришаня вернул разговор к Оболенской.

— Да где там! Слава богу, сама живёхонькой вернулась. Здеся её с коня сняли и больше не видели. Девки говорят, что лежит, стонет и ругается! — со смехом закончил воин.

Воины ещё долго сидели, вспоминая свою службу и делясь опытом, а Евдокия лежала у себя с открытыми глазами, составляя план действий на завтра. И лишь когда к ней прокрался Пушок и лёг рядом, она наконец-то уснула, перестав обращать внимание на оглушительный храп Даринки.

На заутрене Дуня хмуро смотрела на благостные лица княжьих людей и самого князя. Ситуация повторялась : паства отца Пафнутия от избытка чувств шмыгала носом, но лидером в эмоциях вновь был Юрий Васильевич. Евдокия начала осматриваться, ища на ком её взгляд мог бы отдохнуть. Захотелось увидеть Оболенскую, но её загнать на заутреню могли только родители. И тут позади раздался шорох, потом шевеление умножилось и все начали недовольно оглядываться.

— Ах ты!.. — не нашла слов Евдокия, смотря на потупившую глазки Еленку.

— Змеище! — хихикая над вытянувшимся лицом сестры, подсказал Ванюшка, с удовольствием пялясь на разодетую на польский манер боярышню.

— Да как она… — задохнулась Дуня и тут её взгляд перекрестился со взглядом Еленки. Глаза Оболенский сверкнули победой и вокруг неё словно бы все засияло.

— Это же ляшское платье? — уточнил брат. — До чего ж Еленка хороша! — восхитился он, одобрительно прицокивая языком. — А ты ворона, — бросил он в сторону Дуни.

— Я не ворона, — не отрывая глаз от Оболенской, возмутилась она. — Я серьёзная честная боярышня и, между прочим,исполняю княжью службу!

— А Еленка чудит, — провокационно заметил брат, подмигивая сияющей превосходством девушке. Оболенская одарила его снисходительным взглядом, но мальчишке и этого было достаточно.

— Болтун, — толкнула его Дуня, но лёгкая перебранка с братом не помешала ей заметить, что люди отвлеклись на Еленку, и на их лица вернулись самые разные эмоции. Благость с их лиц слетела, как ни бывало. А вот Юрий Васильевич остался отрешённым и витающим в облаках.

Первая и пока единственная версия Евдокии о том, что Пафнутий всех тут окуривает чем-то непотребным, оказалась несостоятельной.

***

Гаврила неохотно уезжал из Дмитрова, оставляя Евдокию. Он сердился на князя, отправившего её по своим делам, но вспоминал волнение боярышни из-за поездки, саму поездку и понимал, что она всем довольна. А когда её глаза сияют, то всем вокруг хорошо. Гаврила невольно улыбнулся, как наяву представив сосредоточенное личико Евдокии, заслужив неодобрительный взгляд своего дядьки.

— Бориска, чего хмуришься?

— Так погода какая? Будем зады в лесу морозить, — буркнул дядька.

— Не боись, не пропадем! — задорно воскликнул боярич, понуждая коня шевелить копытами.

— Ага, как же, — вздохнул дядька, поспешая за подопечным и всматриваясь в нависающие тучи. — Может, поживём недельку – другую у воеводы?

— Вряд ли, — качнул головой Гаврила. — Доложим ему о нападении на караван боярышни Лыко-Оболенской, о своём участии в уничтожении татей и поедем на границу.

— Чего туда торопиться? Мёдом намазано?

Боярич хмыкнул, похлопал по шее коня, и погрузился в свои мысли. Ему не давал покоя рассказ Евдокии о заряженном электронами воздухе. Ему хотелось как можно скорее удостовериться, что крошечную молнию можно получить самому, а дальше… дальше мысли шли вскачь, и никак не хотели выстраиваться в чёткий план.