До этого произошёл неприятный случай, когда братец закатил истерику на полигоне, недовольный результатами стрельб его орудия. Но инцидент зачем-то замяли.

После унижения воспитателя наш храбрец, не извинившись, побежал под защиту маменьки. Видать, осознал тяжесть проступка и неминуемое наказание. Вон даже по монастырям проехался. Наверное, грехи замаливал. Убогий!

Поднимаю доклад директора училища и бросаю его на край стола.

— В русской армии запрещено применять насилие к младшим чинам. Для наказания есть система нарядов, а тяжёлые дела разбирает полковой суд. Я не буду спрашивать, зачем ты ударил заслуженного солдата. Даже знать не хочу, почему ты впал в ярость на стрельбах. Это же касается одной девицы, с которой ты развлекался вместе с товарищами. Если заразишься срамной болезнью, то винить будешь только себя. Будешь плодить уродов, дело житейское, — после моих слов Нарышкина гневно взглянула на белого как мел сына, — У меня к тебе один вопрос. Что ты собираешь делать в будущем? Кем себя видит царевич Пётр Алексеевич?

Молодой человек, сложно назвать такую дылду юнцом, явно не ожидал подобного развития беседы. Наверное, думал, что я снова буду кричать и упрекать? Зачем? У меня нервы не казённые, нечего их расходовать попусту.

— Я хочу служить во флоте. Сначала командиром артиллерии корабля или помощником капитана. А после положенной выслуги под моим командованием должна оказаться эскадра! Думаю, я этого достоин по праву рождения и полученным навыкам, которым обучаюсь с детства. Поэтому прошу перевести меня в Воронеж и зачислить на линейный корабль.

Губа у братца не дура. Только учиться можно и с младенческих лет. Главное, чтобы человек усваивал знания и смог проявить их на практике. С этим делом у Петруши проблемы. Хотя надо признать, теорию он изучил неплохо. Ему бы больше адекватности и самокритичности. Вон его аж распирает от пафоса. Даже румянец на щеках появился, когда понял, что бить не будут.

А вот Нарышкина с удивлением смотрела на воспрянувшее духом чадо. У мадам явно другие планы на карьерные перспективы сынули. В армии он ей точно не нужен.

— Хорошо! Даю тебе неделю на подготовку. Повторишь основной пройденный материал и покажешь навыки стрельбы на полигоне. Тебе предоставят лучший расчёт и новое орудие. Для экзамена я вызову преподавателей из Академии и обещаю не усложнять вопросы. Свободны!

— Фёдор! Государь… — Нарышкина попыталась вставить слово.

Но я просто указал пальцем на дверь.

— Бум! — рявкнуло орудие, а затем последовали команды, — Бань! Заряжай! Огонь!

Пётр метался вокруг пушки, создавая лишнюю суету и мешая расчёту. Вдруг он выхватил из подсумка листок с таблицей стрельб и начал нервно его изучать. Затем братец заорал на хмурых артиллеристов, приказав изменить угол подъёма ствола.

Далее последовал новый выстрел и суета вокруг пушки, окутанной облаком дыма.

— Он нам весь порох изведёт, и хорошее орудие угробит, — с усмешкой произнёс стоявший рядом Морткин.

После провальных экзаменов, где Петруша показал полнейшую неграмотность во всех науках, кроме языков и начального курса арифметики, царица выпросила, чтобы генерал оценил навыки стрельбы сыночка. У Фёдора репутация честного служаки, что истинная правда. Мне царица не особо доверят. Судя по жалобам сёстрам, я специально усложнил экзамены. Вернее, напрямую меня не упрекали, но суть примерно такая.

Я и сам не ожидал, что Пётр настолько невежественный. Признаю свою вину. Последние годы мне было не до его образования. Хотя царевича обучали лучшие учителя, и сам он периодически проявлял завидный энтузиазм. Часто после морального пинка, но всё же. И вдруг такой конфуз. Ведь юноша отучился полтора года в училище, где достаточно простая, но специфическая программа. Незачем пичкать курсантов греческим языком или философией. У нас всё заточено под получение образования, которое можно применить на практике. Например, на истории войн ученики разбирают разные сражения и причины побед с поражениями. А математика, вообще главная наука для современного артиллериста или инженера.

Так вот, братец просто плавал в материале. Чувствовалась база, полученная ещё в Коломенском, но далее пустота. Понятно, что я пристрастен, но ситуация недалека от истины.

Мысленно возвращаюсь к разговору, последовавшему после окончания экзамена.

— С такими оценками тебя стыдно отправлять даже в пехотный полк прапорщиком. Получается, что последние годы ты ничему не учился, а занимался всякой дурью. Зачем мне в войсках неуч и неуравновешенный человек, прикрывающийся своим происхождением?

В это раз Пётр пришёл без мамаши и держался на диво самоуверенно. До меня ещё не дошли стенания Нарышкиной на несправедливый экзамен. Зато братцу мозги уже промыли. Раньше я не обращал внимания, что он настолько внушаемый. Наверное, нельзя было выстраивать с ним доверительные, но максимально честные отношения. Ведь я мог похвалить и поругать, всегда чётко объясняя ситуацию. А Петенька любит, когда его всячески облизывают и потакают даже самым глупым замыслам. Думаю, именно так окружение императора проворачивало свои делишки в моей реальности. Ладно, строительство бесполезного флота в Воронеже, которое зачем-то продолжалось даже перед Прутским походом. Но с Северной войной получилось то же самое. Люди воспользовались увлекающимся характером правителя и грамотно натравили его на нового врага. Впрочем, сейчас иная ситуация.