Первым показали отрывок, как на карте вспыхнули сотни огоньков — как я понял, вступивших в игру людей. Затем показали часть из них — от начала сюжета и до появления Ёкаев. Игроки, мол, породили ненависть, насилие, убивая нпс, нарушая размеренный ход времени и влияя на баланс. Кто-то измывался над игроками-гейшами, которых невозможно было просто убить в бою. Насилие над ними, издевательства, а потом и первые переродившиеся души.

Нпс, которым приходилось умирать от рук игроков, тоже становились нечистью, неся возмездие. Кого-то оно настигало сразу, а кто-то ещё долго нёс в этот мир зло. Я довольно долго смотрел сюжет, боясь увидеть и себя. И, конечно же, увидел. Кажется, это было у Миемото, где я резал нпс направо и налево — без капли сожаления в моих глазах, взятых крупным планом. Потом, конечно, там был Каору, какая-то гейша, ну и та служанка, убивающая с паралитиком. А потом и кадры, как я оставляю её на растерзание.

Вырвавшись из кат-сцены, я смотрел на Шинигами, пытаясь по её лицу понять то, что мне хотели сказать в нарезке содеянного игроками. Глаза Смерти выглядели холодными, несмотря на то, как она помогала мне всё это время.

— Мы все должны умереть, да? — пришёл я к единственному выводу, когда уже Шинигами забирала жизнь Каору. — Как тогда победить?

— Умереть последним, — усмехнулась Шинигами, выпрямляясь и отворачиваясь, уходя.

Сначала раздался тот самый громкий звук, из-за которого я и раньше падал с ног. Выходит, он звучал каждый раз, как кто-то умирал.

— Сосчитаешь, сколько осталось?

Когда она улыбнулась, я ощутил странную дрожь. Осталось… всего двое. Я и ещё кто-то.

— Кстати, — уходя, бросила Смерть, — помнишь, что ты мне обещал? Скоро я приду за тобой, и ты не сможешь мне отказать.

Похолодев, я просто замер, не зная, что вообще делать. Бороться за жизнь? Но как, если сама игра сделала всё так, чтобы я не мог победить? Могу ли я спрятаться от Смерти? Могу ли я убить того игрока прежде, чем мне придётся умереть?

— Они идут! — раздался крик с улицы, из-за которого я буквально примерз к полу. — Они уже у ворот!

Но, знаете, я не собирался сдаваться. Тело покалывало от гнева, от раздирающей ярости. Так, значит? Победить должен другой игрок? Да чёрта с два! Я убью всех этих тварей, я убью саму Смерть, если только понадобится! Я прошёл через столько всего не для того, чтобы умереть, как позорный пёс!

Сжав катану, я вышел из насиженного хлева, делая то же, что в своей деревне. Я перебрался через ворота, самозабвенно прыгая в гущу нечисти. Я рычал, молотил их, резал пачками, чувствуя, как внутри всё горит от ярости! Я вырву себе победу, чего бы мне это ни стоило! И плевать, плевать, плевать!

Воздух был такой плотный, почти чёрный от пепла. Не знаю, скольких я убил, но явно больше, чем возможно было сосчитать. В этом плотном тумане черни нельзя было определить, что за время суток и где я нахожусь. Всё, что я замечал, — это шевеления, тут же рассекая воздух катаной с призрачным фреймом белого тигра.

А потом… ничего не было. Я остался один в плотном тумане пепла, медленно бредя вперёд. В абсолютной тишине я слышал только звук своих шагов, кажется, уничтоживших мир.

Пока там появилась она.

Женщина, видеть которую было одновременно и невыносимо, и приятно.

Шинигами — высокая, с тоненькой талией, длинными стройными ногами и небольшой, но округлой грудью. Она шла от бедра, в чёрном кимоно с открытыми плечами. Алые губы не улыбались, а белые глаза смотрели точно на меня. Вокруг всё замерло, даже пепел больше не кружил в воздухе, остановившись. Я осторожно коснулся его пальцами, как бы пытаясь удостовериться, что мне это не кажется.

— Время пришло, — произнесла Шинигами, остановившись прямо передо мной. — Ты должен пойти со мной.

— Знаю, — прошептал я, убирая руку вниз, трогавшую застывший пепел. — Почему так скоро?

— Потому что дальнейшей дороги для тебя нет, — Смерть указала на тёмный мир вокруг. — Больше ничего не осталось. Только ты и я.

— Если мы есть, — я грустно улыбнулся, подшагивая к Шинигами, — то почему бы нам не устроить последнюю ночь на земле?

— Даже не надейся, — она уперлась мне пальцами в грудь, пытаясь отодвинуть. — Разве это сможет что-то изменить?

— Не думаю, — я пожал плечами и перехватил ладошку Шинигами. — Но что плохого в том, чтобы закончить на хорошей ноте? Разве тебе не понравился наш прошлый раз?

— Это не имеет значения.

На деле — ещё как имеет! Я видел по румянцу на лице Смерти, что она сомневалась.

— Ты… хочешь этого?

— Я хочу тебя, — прошептал я, заключая Шинигами в поцелуе.

Она наконец поддалась мне, растворяясь в моих объятиях. Мы гладили друг друга, никак не могли нацеловаться, хватаясь за одежду друг на друге и вливая в последний акт в жизни этой игры все чувства, накопившиеся за долгое время. Я знал, что на этом всё. Я не побеждаю, не разрываю контракт с Гришей, не смогу нормально содержать Машу и свалившегося мне на голову ребёнка. Что понимала Смерть — я не знал. Я просто чувствовал, что с ней происходит то же самое, хоть она и была нпс.