– Зачем ему грабить, если деньги и так, образно говоря, шли к нему? продолжала Светлова.
– Ведь все село знало, что он продает этот злополучный крест.
– Татьяна Михайловна хотела сказать что-то еще, как вдруг в дверь постучали.

– Входите, - разрешил Глебов.

Дверь открылась, и на пороге появилась Василиса. Она медленно обвела присутствующих взглядом и остановила его на Глебове.

– Я к вам, - и, помолчав, добавила: - по личному делу.

Было уже поздно. Попрощавшись, Татьяна Михайловна и Белкин вышли, оставив Василису и Глебова наедине.

– Слушаю вас, Василиса Тихоновна.
– Глебов внимательно присматривался к гостье.

По-видимому, тщательно собиралась к нему Василиса, прихорашивалась. Длинные ресницы были накрашены, на веки наложены тени, отчего лицо ее стало строже, а красота таинственнее.

– Слушаю вас, - повторил Глебов и вдруг почувствовал, что сам он стал предметом изучения, изучения холодного, немного враждебного.
– Говорите.

– Знаю я, Даниил Иванович, что мужа моего преступником считаете, глухо произнесла Василиса, прямо глядя в глаза Глебову.
– Наверно, насплетничали вам, что плохо мы с Иваном Кузьмичом живем.
– И добавила с раздумьем: - разные, наверно, люди насплетничали. Кто лучше, кто хуже - не нам судить. Но... не плохой он человек, не мог он. Я женщина всего лишь, в таких делах, может быть, слишком на чувства полагаюсь. Вам, конечно, виднее...

– Чего вы хотите?
– Глебов не мог понять, зачем она пришла к нему в столь поздний час.

– Я ведь жена Прозорова, а вы даже моего мнения обо всем этом деле не спросили...

– Спрошу еще.

– Когда?
– Вопрос был задан резко, жадно, и глаза полыхнули любопытством и нетерпением.

– Думаю, скоро.

Она обмякла, опустила глаза.

– Ну что ж, вам виднее.
– Василиса поднялась со стула, оперлась руками о край стола и, оказавшись над Глебовым, глядя на него сверху вниз, помолчав, сказала медленно, продуманно: - Конечно, деньги с человеком невесть что делают. Кузьмич мой к деньгам не привык, помутился, когда крест унаследовал. Изменился он за последнее время - скрытный, задумчивый стал. Трудно с ним... Не знаю, что и делать...

Она перебирала по столу холеными, не приученными к тяжелой сельской работе пальцами. Потом резко оттолкнулась от стола, улыбнулась задумчиво чему-то и сказала почти весело:

– Ну прощайте. Не спешите насчет моего Кузьмича с выводами. Жаль старика, если в неволю его запрячут.

– Вы все сказали?
– пристально глядя на нее, немного пораженный, спросил Глебов.

– Да хотела сказать многое... Как-то не получилось...
– Василиса опять улыбнулась и кокетливо опустила глаза.
– Вы уж больно пристально на меня смотрите. По привычке, наверное, ведь с преступниками дело имеете... Словом, если понадоблюсь, приходите. Может, дома смелее буду.

И дверь за ней мягко захлопнулась.

Странное впечатление оставил этот разговор у Глебова. Василиса просила быть помягче к мужу. Но уж очень неотчетливо звучала эта просьба. Да ведь она уже приклеила Кузьмичу ярлык преступника. Может быть, у нее есть для этого основания?

Со смутным беспокойством Глебов вышел на крыльцо. Полная луна освещала заснувшее село, рождая мысли о земной суете. Ночная свежесть немного успокоила его. Он вернулся в свою маленькую комнату, лег в постель и перед сном по давней привычке обдумал план работы на завтра. "Поеду во Владимир. Белкину поручу разузнать, не прибыл ли в село кто-нибудь чужой, не появлялись ли незнакомые люди в окрестностях села. Следы возле тела Басина многочисленные, свидетельствуют о борьбе, есть следы обуви большого размера. Татьяна Михайловна молодец..." Тут мысли его смешались, и он уснул с улыбкой на губах.

Проснулся он от того, что почувствовал - на него кто-то смотрит. Прямо перед ним в тусклом свете зарождающегося утра в проеме окна вырисовывался неясный силуэт головы человека, наблюдающего за ним. Стараясь не выдать своего пробуждения, Глебов сквозь ресницы попробовал разглядеть человека. "Кузьмич, - вдруг понял он.
– Зачем в такую рань, чего хочет?" И тут Иван Кузьмич поднял руку к стеклу и решительно постучал:

– Даниил Иванович!

– Сейчас.
– Глебов быстро оделся, подошел к двери и откинул крючок. Входите.

Иван Кузьмич нерешительно вошел, сел на предложенный стул.

– С просьбой я к вам. Отпустите в деревню. Это рядом, там брат у меня жил, который умер. Жена его просит по хозяйству помочь.

– Где деревня, далеко?
– больше для того, чтобы оттянуть решение, поинтересовался Глебов.

– Да три километра всего-то.

Сутулый, жалкий, Иван Кузьмич вызывал сейчас у Глебова сочувствие. "Куда он денется от родных мест? Да и зачем ему куда-то деваться?" В общем, он отмел мысль о побеге Кузьмича.

– Один или с Василисой Тихоновной собрались?

– Один.
– Прозоров на глазах помрачнел.
– Остается она, - и грустно улыбнулся, - в залог вам.

– Хорошо. Только чтоб завтра утром были в селе. Договорились?

– Спасибо.
– Прозоров встал, однако мялся, не уходил.

– Еще одна просьба, Даниил Иванович.

– Да?

Прозоров вынул из внутреннего кармана потертого пиджака целлофановый пакет, нервными движениями развернул его и вынул массивный золотой крест, украшенный голубоватыми камнями.