Я выбрала второе и, убрав в сумку бумаги и карандаш, подошла к непреклонной миссис Кроули, сидящей за своим столом. На этот раз я не стала возражать, когда она протянула мне кремовый листок и синие чернила, а только улыбнулась и покорно их приняла.

Нельзя сказать, что я написала записку. Скорее я ее нарисовала. Торопливо и без затей:

Промокнув и сложив листок, я протянула его миссис Кроули, а она передала слуге в бриджах, и он поспешил наверх. Я дожидалась его у подножия лестницы.

Не прошло и минуты, как Щеголь (так я про себя начала его называть) спустился и с потрясенным видом произнес:

— Мисс Найтингейл хочет вас видеть. За мной, пожалуйста.

Все мои выводы о Флоренс Найтингейл оказались неверными — я выяснила это несколько минут спустя, встретившись с этой выдающейся леди лицом к лицу. Меня отвели в просторную комнату на самом верху, залитую светом из не задернутых шторами окон. В огромной постели, богато убранной мягкими подушками с бантиками на уголках и пуховым одеялом в шелковом пододеяльнике, сидела пухлая улыбчивая дама, которую несколько десятилетий назад сочли бы удивительно красивой. Волосы с прямым пробором были по-простому зализаны назад, как было модно в дни ее юности, — и их до сих пор не тронула седина! На очаровательном симметричном лице я не заметила ни морщинки! Она сияла не меньше, чем ее солнечная спальня, где не были слышны голоса с первого этажа. Сюда доносились только птичьи трели из открытого окна. Право слово, эта комната походила на райский уголок блаженства в сердце шумного грязного Лондона.

Так же блаженно мисс Найтингейл произнесла:

— Прошу, садитесь.

Она показала на кресло, придвинутое к изножью кровати. Как я с удовольствием отметила, оно стояло совсем рядом с окном. Я подошла к нему и села. Мисс Найтингейл изучала меня с неподдельным интересом.

— Признаюсь, я ожидала более взрослую посетительницу, — заметила она, показывая мне мою же записку с зашифрованным в цветах посланием «SOS». — Откуда вам известно о моих розах и седмичниках? Но прежде всего назовите, пожалуйста, ваше имя.

Поразительно, как вежливо она говорила, но при этом в открытую и не тратя времени зря. Это побудило меня дать ей искренний ответ:

— Любезная мисс Найтингейл, я могла бы назвать вам любое из моих имен, но сейчас у меня нет сил на притворство.

Она кивнула, как будто мой ответ показался ей вполне естественным. Ее волосы украшал белый платок, аккуратно повязанный на затылке, далеко от лба, словно призванный подчеркнуть блеск ее гладких волос. Края платка были завязаны под подбородком, и кружево каскадом ниспадало на бархатную ночную кофточку. Когда мисс Найтингейл кивала, они слегка покачивались.

— Вижу, вы чем-то сильно встревожены, — мягко сказала она. Как я позже узнала, эта дама никогда не повышала голоса, даже в годы войны в Крыму, и это было одним из ее самых известных качеств. — Насколько я понимаю, ваша беда как-то связана со мною?

— Возможно, — ответила я и кратко, но стараясь не упускать важных деталей, пересказала ей обстоятельства похищения миссис Таппер, начиная с грубо начирканного послания «ПОЧТОВАЯ ГОЛУБКА С ПТИЧЬИМИ МОЗГАМИ НЕМЕДЛЕННО ДОСТАВЬ СВОЕ ПОСЛАНИЕ, А НЕ ТО ПОЖАЛЕЕШЬ, ЧТО ПОКИНУЛА СКУТАРИ», которое исчезло вместе с моей несчастной хозяйкой. К счастью, я помнила его наизусть. Как и слова бандитов, которые передала мне Флорри: «Мы знаем, што вы шпионили для Птицы!»

— Действительно, несогласные со мной называли меня Птицей и в своих политических карикатурах наделяли меня птичьими чертами, — отвлеченно произнесла мисс Найтингейл, отвернувшись от меня и... Здесь надо объяснить, что изголовье кровати, явно сделанное на заказ, состояло из множества ящичков и полочек, набитых разнообразными бумагами, и именно там Флоренс Найтингейл сейчас что-то искала. А на прикроватном столике с зеленой скатертью стопки бумаг окружали электрическую — электрическую! — лампу. Да, этот дом и впрямь был полон сюрпризов! Впрочем, преданная реформам дама вполне могла потратиться на такую лампу, чтобы продолжать вести переписку даже после захода солнца. Я заметила, что, в отличие от лица мисс Найтингейл, руки ее выглядят старческими и покрыты мозолями.

Наконец она нашла то, что искала, повернулась обратно и показала мне мою вчерашнюю записку: «пожилая дама похищена бандитами».

— Да, это написала я.

— Признаюсь, мой ответ был предельно честным, дорогая. Я не помню никакой миссис Таппер.

Я вытащила из сумки свадебную фотографию миссис Таппер, которую носила с собой на всякий случай.

Губы мисс Найтингейл сложились в аккуратную букву «О».

— Теперь вы ее вспомнили?

— Да, моя милая, вспомнила. Признаюсь, имя вылетело у меня из памяти, поскольку ей я доверилась лишь однажды, по крайней необходимости. Я так и не узнала, почему ее послание не было доставлено и что с ней стало.

— Так вы в самом деле были шпионкой?! — восхищенно прошептала я.

— Армейские офицеры выступали против меня, простой женщины, с не меньшей горячностью, чем против русской армии. В ответ я выступала против них, — спокойно объяснила мисс Найтингейл.

— Я думала, вы поехали туда, чтобы помочь раненым?!

Она печально улыбнулась:

— Разумеется, но врачам и офицерам не нравилось мое вмешательство. Они видели в моем появлении угрозу их привычному образу жизни, полному пикников, игры в поло, скачек, развлечений добрых старых времен. И были правы. Я считала, что офицеры обязаны заботиться о солдатах, а не отдыхать, а врачи — приглядывать за ранеными и больными.