А г н и я С е р г е е в н а. Мост дырявый, без перил совсем: как половодье снесло, так и осталось… А с коровой-то как? Без коровы теперь, а у меня детишек трое, что буду делать? А корову резать надо, хоть мясо продать. Ой, горюшко, не достать теперь такой коровы, не молоко, а сметана. Помогите хоть зарезать, рука не поднимается, а колхоз пусть за корову платит!..

А г н и я С е р г е е в н а и д в а п а р н я уходят.

Д е в у ш к а. Корова погибла — так и в клуб дорогу нашла.

Д р у г а я д е в у ш к а. Без коровы нельзя.

Т е р е н т и й. Мост… Опять мост.

К у п и д о н. Корова, бычки… Как эт-так? (Уходит.)

Т е р е н т и й. Мост — проблема. Который год проблема! Дороги — проблема. Вода — проблема. Сотни нерешенных проблем. Кто их решать будет, доктор?

Молчат.

З а н а в е с.

Полуразвалившийся мост. Старая дуплистая береза над рекой. Деревня на высоком берегу. Широкие дали, закат в полнеба. Раздолье и… бесхозяйственность. Бесхозяйственность старая, замшелая, вросшая в пейзаж. Уж если брошена под открытым небом борона, так поросла травой и ромашками — природа замаскировала человеческую небрежность. И мост — совсем дрянной мостишко, а обветрен, солнцем прогрет, дождями обмыт, и за перилами, где они еще сохранились, травка растет.

От речки идет м а л ь ч и ш к а. Штаны засучены, кукан с рыбой, удочки на плече. Шагает по мосту к деревне. Скрылся. Тишина. Появляется И в а н. В хорошем плаще, в шляпе, с чемоданом.

И в а н. Вот она, Обуховка… Ничто не вечно под луной, но Обуховка — вечна. Даже мост тот же. Стоял, стоит… Стоит ли? (Пробует, усмехается.) Вообще стоит… И стоять будет, пока трухой не посыплется… Обуховка, Обуховка! Родина кленовая, березовая, тихая… Стоишь и стоять будешь. Здравствуй, Обуховка!

Проходят д е в у ш к и, здороваются.

П е р в а я д е в у ш к а (подталкивает другую). Еще из города какой-то…

В т о р а я д е в у ш к а. Под шляпой…

П е р в а я д е в у ш к а. Смешно мне, когда мужчина в шляпе!

Д е в у ш к и уходят.

И в а н (смотрит им вслед). Не узнали… Лисичка помельче стала. Раньше тут славные окуньки водились. Раз даже сома поймал. Кажется, вон в том старом дупле оставил я банку для червей. (Спускается к реке, уходит.)

Идут Л и п а и М а р ф а.

М а р ф а. И хорошо, что Киселя скинули.

Л и п а. У нас всё так — турнут человека и спасибо не скажут.

М а р ф а. Да так-то Кисель ничего мужик…

Л и п а. И воровал не больно. Для этого тоже совесть нужна. Вспомни-ка, что раньше было.

М а р ф а. А Терентий, племянник твой, видала, на какие дела замахнулся?

Л и п а. Для себя, чай, учили.

М а р ф а. Ивана твоего тоже для себя учили, а он с тех пор в родное село и носа не показал.

Л и п а. Да что же теперь об Иване… Крутоват будет Терентий.

М а р ф а. Большого дела без характера не сделаешь.

Уходят.

Идет К и с е л ь. Остановился на мосту, улыбается.

К и с е л ь. Небо-то синее, глубокое… Словно тыщу лет неба не видел. Слава богу, теперь и пожить можно… А к ночи-то дождик соберется.

Подходит Т е р е н т и й.

Т е р е н т и й. На мост любуешься?

К и с е л ь. Так мост — что ж мост…

Т е р е н т и й. Нового поставить не мог?

К и с е л ь. Почему не мог? Мог. Только к чему новый, когда старый держит? В крестьянстве каждая вещь до износу работает. Ты, Тереша, не разбрасывайся, пороху не хватит. И то надо, и это надо, тьму вещей надо, а в кармане копейка. Тогда я ни того, ни другого, ни десятого не делаю, и от этого в кармане — две копейки. (Под Киселем обломилась доска.) Ах, холера тебя раздави!

Т е р е н т и й. Копейки! Деньги на счету лежат, а колхоз в дырявых портах ходит. Строить надо! Чтоб люди видели — для них все: и колхоз для них, и председатель для них, и вся жизнь для них. Дороги заасфальтировать, водопровод провести, школу поставить, больницу…