Шрифт:
Я к о р е в а. Вполне! У нас ведь как водится? Главное — пойми и признай. Ну и признай!.. А уж как все наши обрадуются, когда Ленечка снова на стадион выйдет! Сплошной восторг! Овации! Давай пиши, недолгое дело, с собой письмецо возьму.
Л е о н и д. Дело недолгое, конечно. Только вот какая штука, дорогая: нет у меня никаких переживаний и ничего я не осознал и не понял.
Я к о р е в а. Опять сначала! Простого соображения у человека не хватает!
Стук в дверь.
Л е о н и д (раздраженно). Кто? Кого еще там принесло?!
Ш е в л я к о в (в дверях). Можно?
Л е о н и д. Ба, явление второе! Те же и секретарь парткома!
Ш е в л я к о в. Здравствуй, товарищ Ручьев!
Л е о н и д. Приветик! Рад видеть! Сегодня у меня большой прием, оказывается!
Я к о р е в а (торопливо). Засиделась я, пора. Всего доброго пожелаю, всего наилучшего, товарищ Ручьев. Давай руку. Будь жив! Не забудь совет! И больше бодрости, бодрости побольше. Правильно я говорю, Василий Сергеевич? (Под хмурым взглядом Шевлякова поспешно выскальзывает за дверь.)
Л е о н и д (после паузы). Н-ну-с, о чем беседа? Как полагаете лекцию построить, товарищ секретарь? Первое, разумеется, принципы и нравственные устои нашего общества! Второе — моральный облик советского молодого человека! Третье — понять, признать и осознать. Ах, не то, не так! Виноват, совершенно верно, сейчас «задушевный подход» применяется: «Встань, проснись, подымись, мужичок»…
Ш е в л я к о в (негромко). Не юродствуй, не выламывайся. Передо мной нечего. И дай пройти.
Л е о н и д. Сделайте одолжение! Милости просим! Не угодно ли в кресло? (Вдруг стукнув кулаком по стулу. Яростно.) Какого черта, что от меня нужно? Письмеца ждете? Не буду писать! И не думаю!
Ш е в л я к о в. Письмо? Какое письмо?
Л е о н и д (кричит). Не вернусь на завод, слышите! Как бы там ни было, все равно не вернусь!
Ш е в л я к о в. Разумеется! Зачем! Нелепо!
Л е о н и д. Что нелепо? Это вы о возвращении на завод? (Резко.) Объяснитесь, уважаемый: мне не совсем ясна цель вашего прихода.
Ш е в л я к о в. Цель? А никакой особенной цели у меня нет. На огонек зашел. (Рассмеялся.) Ха-ха-ха… День в разгаре, а я — «на огонек»… Ну, это просто так говорится.
Пауза.
Передавали тебе, что я просил зайти?
Л е о н и д. Передавали. Неоднократно.
Ш е в л я к о в. Я же не на завод, на квартиру просил зайти. Я понимаю, что тебе с народом не хочется встречаться.
Л е о н и д (вызывающе). А мне и с вами не хочется встречаться! Не хочется и не хочется — вот представьте!
Ш е в л я к о в. Теперь уж вполне представляю. (Помолчав.) Что же — и на мне грех лежит. (Встал, протягивая руку.) Ладно, давай прощаться, Леонид. Во всяком случае я хочу, чтобы ты знал: я историю с талантливым парнем Ручьевым крепко-накрепко для себя запомнил.
Л е о н и д. Да?
Ш е в л я к о в. Да. И если позволишь, еще скажу: с этим твоим решением абсолютно согласен, я бы и сам так поступил. Куда угодно — на любой завод, на любую стройку, в любую часть страны, только не на старое место. Возможно, будут тебя склонять остаться: бежишь, мол, не находишь в себе мужества открыто, всем глядя в лицо, исправить ошибку. Не поддавайся. Это не бегство. От себя не убежишь. Нет, уж теперь не убежишь, я уверен. А ведь это главное. (Замолчал.)
Л е о н и д (хрипло). Я слушаю, Василий Сергеевич. Посидите, поговорите еще со мной, а?
Ш е в л я к о в (беря со стола графин). Где у тебя стакан? Жарко, с утра пью и пью.
Л е о н и д. Может, чайку? Это быстро.
Ш е в л я к о в. Нет. Вот если бы водички похолоднее…
Л е о н и д. Сейчас налью! (Схватив графин, метнулся к двери, распахнул ее… Отступает.)
В комнату медленно входит Н а д я.
Л е о н и д (в первый момент ошарашен, затем возмущенно). Это что за новости?! Явилась! И до чего бесцеремонно! Вошла не постучавшись, без разрешения…
Н а д я. Когда я звоню по телефону, ты вешаешь трубку. Пару раз заходила, ты не открыл, хотя я знаю, ты был дома.
Л е о н и д. А ты уверена, что я сейчас дома? (Кричит.) Я занят! У меня гости!
Н а д я. Ох, извините, Василий Сергеевич… Здравствуйте!
Ш е в л я к о в. Здравствуй, Надя.