А н н а Г е о р г и е в н а (опускаясь на скамейку). Можно мне посидеть с тобой? Не возражаешь?

Н а д я. Пожалуйста. (Занимает свое место.)

А н н а Г е о р г и е в н а (после паузы). Как живешь, Надя?

Н а д я. Плохо, Анна Георгиевна.

А н н а Г е о р г и е в н а (осматриваясь). А тут приятно! Тихо, уединенно — «уголок»… Кажется, это ваше с Леонидом излюбленное местечко, вы здесь всегда встречались?

Н а д я. Да, здесь.

А н н а Г е о р г и е в н а. Проведать «уголок» захотелось? (Усмехнувшись.) Недаром говорят: преступника на место преступления тянет.

Н а д я. Какое же я преступление совершила, Анна Георгиевна?

А н н а Г е о р г и е в н а. Помолчим немного… Хорошо?

Н а д я. Хорошо.

А н н а Г е о р г и е в н а (после паузы). Я на нашем заводе восемь лет работаю. Прямо из вуза сюда пришла. Сегодня подала заявление об уходе. Уеду.

Н а д я. Куда поедете?

А н н а Г е о р г и е в н а. Не знаю. Куда-нибудь.

Н а д я (тихо). Как же вы уедете, когда вы… когда вас…

А н н а Г е о р г и е в н а (несколько секунд недоумевающе смотрит на нее). Ах, да… Разумеется, я уеду, если сумею… если буду вольна собой распорядиться. В общем, так или иначе, но с этими местами я распрощаюсь… (Деланно равнодушным тоном.) Между прочим, это верно, Надя, мне сказали, что, по существу, от тебя все исходит, ты вдохновительница всей кампании против Леонида? Так это или нет?

Н а д я (устало). Не знаю. Может быть, так.

А н н а Г е о р г и е в н а (после некоторого колебания, быстро). Вот что, девочка, я специально пришла сюда, чтобы поговорить с тобой! Мне было известно, что ты выходная сегодня, что ты здесь часто бываешь… (Схватив ее руку, горячо.) Сердце у тебя есть, а? Я не за себя прошу… Надо во что бы то ни стало помочь Леониду, вытащить его из беды! Иначе пропадет он!

Н а д я (просто). А мы это и делаем.

А н н а Г е о р г и е в н а. «Мы»? Ну чего прятаться, чего прятаться? Я предпринимаю все, чтобы отвести удар, а ты… Ты-то ведь топишь его! Зачем, ну зачем раздувать кадило? Я уже не говорю о себе: мое имя теперь на всех перекрестках склоняют. Но его ты зачем губишь?

Н а д я (упрямо). Это вы его губите, а не я. А еще говорите, что по-настоящему любите.

А н н а Г е о р г и е в н а (вспылив). Замолчи! Убожество! Ты не имеешь права даже говорить о настоящей любви!

Н а д я (вскакивая). Хорошо, я убожество, я ничего не понимаю в настоящей любви! Но только… только я люблю Леню больше всего на свете, нет у меня никого дороже его! Вот поклянусь! Хотите, землю есть буду?

А н н а Г е о р г и е в н а (глухо). Любишь, говоришь, нет на свете дороже? А между тем… (Медленно.) Ты знаешь, что у Леонида появилось к тебе уже другое чувство? Мне не хочется тебя огорчать, но это совсем не любовь. Напротив! И с каждым твоим новым шагом это чувство будет в нем усиливаться, усиливаться…

Н а д я (упавшим голосом). Да, знаю. (Заплакала.)

А н н а Г е о р г и е в н а. Что плачешь? Ты еще многое можешь исправить.

Н а д я не отвечает, плачет.

А н н а Г е о р г и е в н а. Я тебя не понимаю, Надя. Любишь, а делаешь все, чтобы оттолкнуть его от себя.

Н а д я (едва слышно). Я сама себя не понимаю.

А н н а Г е о р г и е в н а (привлекая ее к себе). Счастье твое, что ты еще можешь плакать. А у меня глаза сухие, давно уже слез нет.

Долгая пауза.

А н н а Г е о р г и е в н а. Ну, так как же мы с тобой дальше будем, Надюша?

Н а д я крепко прижимается к ней, беззвучные рыдания сотрясают ее узенькие плечи.

Окажи мне, — я спрашиваю: как дальше будем? Ведь мы обе любим его. Обе!..

Н а д я (всхлипывая). Что же дальше… Ну, что я могу сказать?.. Так и пойдем дальше — каждая своей дорогой.