Шрифт:
Но, несмотря на то, что Сивер не был фанатиком, он испытывал перед Матерью благоговение. За то, что само его существование, как и валар — её заслуга. За огромный, многотысячелетний, опыт. Причин было много, и даже такой скептик, как Сивер, испытывал трепет и душевный подъём перед аудиенцией.
Ну а то, что ему приходилось ждать — совершенно нормально. Под сенью Великого Древа сотни тысяч Миров, а Мать, что тоже внушало уважение, вникала в проблемы и потребности каждого из них, не ограничиваясь докладами.
Так что задержка даже на день — понятна и не вызывала возмущения.
Впрочем, ждать сутки Сиверу не понадобилось: сплетённые ветви с узорчатой корой и благоухающими листиками расплелись, открывая проход из небольшой комнатки, где он ожидал аудиенции.
И, бегло, совершенно по мальчишески охлопав мундир, проверяя не задралось, и не пришла ли какая-то деталь в беспорядок, Сивер шагнул в Зал Решений.
Сам зал не поражал размерами — овал метров двадцать на пятнадцать. Потолок над ним демонстрировал вид на звёзды, оплетённые полупрозрачными зелёными ветвями — символ Великого Древа и Миров валаров под его сенью.
Стены и пол — простого бело-серого мрамора, без каких-то украшений. Вдоль одной из длинных стен стояли ряды скамей, на которых сидели фигуры в капюшонах. Советники, помощники, консультанты — валары, знания или действия которых могут понадобится Матери в любой момент.
И в конце зала — сам росток Великого Древа. Ствол, без трещин и каких-то иных дефектов выходящий, а кажется — растущий из мрамора. Заплетающийся спиралями в величественный трон, после чего устремляющийся ввысь, за где негромко шелестел кроной на фоне звёздных скоплений потолка.
И, само собой, Сивер впервые в его долгой жизни увидел Мать-под-Древом, древнейшую, мудрейшую, прекраснейшую… Впрочем, скептическая часть его личности вскоре оборвала поток восхищения.
Валар на троне заслуживала уважения, преклонения — но никак не потери рассудка. Была прекрасна, но смотрелась не как желанная для родового древа — а как нечто далёкое, недостижимое и неприкосновенное.
Прекрасная драгоценная статуя, которой можно любоваться. Но никак не благоговеть или вожделеть, определил для себя шагающий к ростку Сивер.
И тут же поймал внимательный взгляд матери, которая слегка улыбнулась ему уголком рта и так же незначительно кивнула. И тут лорд-капитан похолодел: для Матери-под-Древом не было секретов в сердцах, разуме и душах валларов.
И его мысли… Впрочем, судя по реакции — не оскорбили Мать, а даже вызвали некое одобрение, пусть и с улыбкой.
И если подумать о бесконечных, бьющихся в благоговейном экстазе поклонниках — Мать можно понять… Поймав себя на этой мысли Сивер усмехнулся, собрался и решительно дошёл до подножья ростка, где припал на колено, в знак власти Матери и уважения к ней.
— Сивер а Валуэ, ты славно служил валарам, — практически пропела Мать прекрасным голосом. — Но твое последнее деяние превзошло всё мыслимое и немыслимое: ещё несколько Миров будут благословлены Великим Древом, станут колыбелью и домом валаров. И хоть самому тебе не нужны награды, — опять легонько улыбнувшись произнесла Мать.
А Сивер, стоящий на колене, усмехнулся внутренне — он служит, занят тем, что у него выходит хорошо. И его незначительные недостатки — скорее подмога в его служении. Чем можно его наградить, когда у него есть всё, чего он хочет?
— Оставить тебя без награды невозможно. Не все столь беззаветны в своём служении, и то, что награда всегда последует за достойным деянием — не должно подвергаться сомнениям.
И тут Мать говорила истину — Сивер прекрасно понимал, что многие и многие валары приложат больше усилий к служению народу и Древу, зная, что их непременно ждёт награда.
— А посему ты, валар Сивер ап Валуэ, за великое сокровище, добытое для народа валаров, за беззаветное служение, будешь обременён званием стража корней Малой Рощи Великого Древа!
И это была… очень приятная награда, понял Сивер, на секунду задумавшись. Страж, точнее, военачальник и адмирал защитного флота резиденции Матери-под-Древом. Одной из многих, само собой, но важность и почётность должности превышала любые предположения.
Причём именно эта должность была такова, что Сивер мог… остаться собой. Не подстраиваться под желания окружающих, не кивать им с улыбкой, а оставаться «вредным засранцем», как называли его, думая, что он не узнает, члены экипажа. Впрочем называли без злобы, так что этим званием Сивер гордился, хотя и не показывал это.