Вопрос прозвучал гораздо серьезнее, чем ему хотелось, и веселье тотчас угасло.

– Прозвище? – неуверенно спросил Дарио. – Кид.

Максим отметил, что лицо лейтенанта приобрело отчужденное выражение.

– Кид? – повторил Максим, тотчас вспомнив черно-белые кадры фильма Чарли Чаплина [5] .

– Кид. Просто Кид, – отрезал жандарм.

Дарио, нахмурившись, рухнул в кресло. Мусса и Бенжамен этим воспользовались: сославшись на необходимость закончить рапорт, они удрали, не прощаясь.

Кабинет окутала тишина, и Максим тоже уселся на свое рабочее место. Куда он попал? На этаже практически никого, кроме парочки следаков с замашками клоунов и этого вспыльчивого пятидесятилетнего мужика, который зачем-то его сфотографировал. Вопреки весьма зрелому возрасту, он изображает подростка в летнем лагере, награждая коллег кличками.

Максим попытался разбить ледяную глыбу, которая уже начала расти между их с Дарио столами.

– Не покажешь мне контору? – сказал он. – А где старший лейтенант Левассер? По идее, это он должен был меня встретить.

Дарио поднял голову, словно выходя из глубокого оцепенения. Складки у него на лбу исчезли, черты лица разгладились.

– Приношу свои извинения, – произнес он, поднялся и покачал головой. – Прости, должно быть, я тебе показался немного странным, но я правда совершенно забыл объяснить. – Дарио сделал несколько шагов и оперся бедром о край стола Максима. – У нас тут сегодня пустыня Гоби, но это нормально. Почти весь состав занят воссозданием обстоятельств преступления в Шевалине [6] . Кстати, это ведь твои края?

Максим молча кивнул.

– Короче, – продолжал Дарио, – следственный эксперимент должен был состояться завтра, но журналисты прознали, и, чтобы избавиться от этих пиявок, судебный следователь, который ведет дело, всех удивил, перенеся процедуру на день раньше. Левассер работает на месте. Вчера вечером он попросил меня связаться с тобой и сообщить, что сегодня ты можешь прийти после обеда, но у меня совершенно вылетело из головы. Испортил тебе утро. Извини.

У Максима аж глаза на лоб полезли. Он открывал все новые грани характера напарника и был почти заворожен его бесцеремонностью и разгильдяйством. Впрочем, веселый огонек в его глазах явно противоречил недовольному выражению, намертво приклеившемуся к физиономии, и делал этого человека удивительно симпатичным.

– Не бери в голову, – сказал Дарио, словно читал мысли Максима. – Давай-ка сварганим кофейку, я покажу, где у нас комната отдыха – кухня, как ее называют, – а заодно проведу экскурсию по нашим владениям.

Максим последовал за напарником по длинному коридору, где каждый их шаг сопровождался чавканьем подошв.

– Как будто идешь по луже, да? Невыносимо, конечно, но ты не беспокойся, это только сегодня: просто по понедельникам тут моют пол.

Хриплым, низким голосом Дарио описывал личный состав отдела расследований, уточняя, кто в каком кабинете сидит. Максим мгновенно отметил, что в отделе нет ни одной женщины, и это его огорчило. В следственной бригаде Анси, где он служил прежде, была задорная Эмма, но также и Ассия, что, по его мнению, обеспечивало определенный порядок. Максим полагал, что нельзя развиваться, не учитывая точки зрения другой половины человечества. А в профессии, где в конечном счете все упирается в человека, было бы безумием полагать, что удастся добиться результата, не привлекая женщин.

В конце коридора, сразу за автоматическими входными дверями, лейтенант свернул направо, в помещение такого же размера, как их кабинет. Вдоль дальней стены располагалась кухонная панель, оснащенная двумя раковинами промышленного вида, газовой плитой с четырьмя горелками, микроволновкой, тостером, большой кофемашиной, электрическим чайником и металлической сушилкой с разнокалиберными чашками и кружками. Дверцы всех шкафчиков были покрыты черным лаком, что придавало обстановке современный вид. Справа – большой двухдверный холодильник. Посреди кухни стояли два больших круглых стола из того же лакированного дерева, что и вся остальная мебель, а слева, чуть в стороне, ждал игроков настольный футбол, раскрашенный в цвета Национальной жандармерии. В углу прямо на полу томился горшок с суккулентом, явно нуждавшимся в поливе.

– Вот истинный нерв войны, – продекламировал Дарио. – Кофе! [7] – Он открыл навесной шкафчик над раковиной и достал оттуда кофейник с фильтром и ручную кофемолку. – Лично я эспрессо не люблю. Я всегда варю себе на день целый кофейник. Дела тут на пять минут, но, если не хочешь ждать, толстая Берта в твоем распоряжении.

– Я подожду, – ответил Максим, чтобы не спорить с коллегой.

Дарио продолжал:

– Тебя горячо рекомендовал Дюпраз, ты знал? Похоже, ты вроде как большой спец по языку тела.

– По невербальному языку, – уточнил Максим. – И не то чтобы спец, просто я занимался синергологией и получил диплом.

– Во-во, это слово я и искал, – сказал Дарио, пересыпая молотый кофе в фильтр. – Кстати, Дюпраз сейчас в Париже как раз по этому поводу. Идет по твоим стопам. Вот он вернется, и все секреты подозреваемых будут как на ладони, ничего от вас не ускользнет.

Максим мысленно порадовался его энтузиазму, однако не стал уточнять, что эта методика небезупречна. Ему она помогала выдвигать версии, которые потом в любом случае следовало подтверждать реальными доказательствами. Синергологи не могут с уверенностью назвать виновного или помочь обвиняемому покинуть скамью подсудимых, суды не имеют права опираться лишь на их догадки. Так что в целом процедура полицейского расследования остается неизменной.