История в очередной раз делает резкий поворот, Емельян Пугачёв — не просто мятежный казак, самозванец, а гений стратегии, сумевший превратить крестьянское восстание в мощную силу, способную покорить Европу. После разгрома Екатерины II и захвата Москвы в 1774 году Пугачёв провозглашает себя Императором и начинает экспансию, сравнимую с походами Наполеона Бонапарта.
Глава 1
Душный, спертый воздух последних августовских дней едва колыхался в обитой выцветшим шелком утробе кареты. Екатерина откинулась на подушки, силясь унять дрожь в руках. За окном плыл унылый пейзаж — чахлые перелески, пыльная дорога, редкие, испуганно жавшиеся к обочине деревушки. Уже третий день пути из проклятого, охваченного паникой Петербурга, а легче не становилось. Наоборот, с каждой верстой, удалявшей ее от столицы, ледяное кольцо отчаяния сжималось все туже.
«Все, все посыпалось… Как карточный домик… В одночасье!»
Мысль эта, назойливая, как осенняя муха, билась в голове, не давая ни минуты покоя. Она закрыла глаза, но перед внутренним взором тут же вставали картины последних дней, одна страшнее другой. Курьер, бледный, с безумными глазами, доложивший о поражении войск под Вышнем Волочком. О тотальном разгроме! Ключ к столице, переправы через Волхов некем оборонять — наспех слепленная армия Севера исчезла, будто не было, и удержать самозванца, не дать ему двинуться на Петербург нет никакой возможности. Теперь все в руках Емельки, и его огромные полчища движутся на столицу.
Проклятый мужик, откуда в нем столько дьявольской удачи и… мыслей? Нет, не мужицкого это ума дело, тут кто-то иной за ним стоит, кто-то страшный, неведомый.
А армия его… Разделилась, донесли верные люди. Одна часть под предводительством этого выскочки Крылова, новоявленного генерала, идет к столице. А защищать ее некому! Гарнизон — смех один, остатки не переметнувшихся к бунтовщику батальонов. Гвардия… О, гвардия! Ее верная гвардия, опора трона! Где она теперь? Полегла под Москвой, часть, самая подлая, самая низкая, присягнула этому… Петру Федоровичу. Имя-то какое выбрал, Ирод! Будто издевается над ее прошлым, над ее несчастным супругом, которого она… Да, она — и нечего тут лицемерить перед самой собой — обрекла на смерть. Думала — во благо империи. А вышло…
Екатерина с трудом сглотнула. Горло перехватило спазмом. Ополчение! Она пыталась собрать ополчение из высшего сословия. Из всех этих любителей театров, маскарадов, балов и тех, кто повыходил в отставку и разбежался по своим поместьям, в великом множестве жалованных ею, раздаваемых направо и налево. Дворянство! Ее верное дворянство, облагодетельствованное ею, получившее вольности невиданные! И что же? Понеслись, как крысы с тонущего корабля. Кто с поля боя, кто за границу, прихватив богатства, кто по дальним имениям отсиживаться в ожидании, когда за ними придет собственная дворня с топорами. А часть… часть тоже предала! Переметнулась к самозванцу! Князья, графы, те, кто еще вчера клялся ей в верности, теперь лижут сапоги этому мужицкому царю. Или скоро будут лизать…
Оставаться в столице было уже не просто опасно — самоубийственно. Паника могла вот-вот охватить Петербург, когда широко разнесется весть о «шлюзовом кровопуске», как прозвали разгром. что учинили люди «маркиза» в Вышнем Волочке. «Если не поспешить, непременно завязнем в веренице колясок и карет, которые, подобно клопам на пожаре, устремятся из столицы». Так объяснил ей Захар Григорич, непрерывно отирая свой высоченный лоб, не прикрытый париком. Он, военный министр, ждал разноса за поражение, а услышал лишь слабый стон: «Спаси!»
Петербург разбегаться начал еще в середине лета. Цены на хлеб, и так безумно высокие, взлетели до небес, начались грабежи. Иностранцы первыми почуяли неладное, потянулись к портам. А шведы! Густав, этот паяц, этот… мужеложец, и тот ударил в спину! Фридрихсгам, Вильманстранд… Фридрих, ее друг Фридрих, коему она доверяла свои секреты, молчал, как в рот воды набрал…
Решение бежать далось нелегко. Это был позор, крушение всего, чему она посвятила жизнь. Но инстинкт самосохранения, звериное чутье, не раз спасавшее ее в прошлом, кричало: беги! Беги, пока не поздно! Через Ригу, в Польшу, к Стасеку…
Поможет ли Понятовский? Или тоже предаст, как многие? Неизвестно.
Но сейчас главное — вырваться, спастись, выиграть время. Южная армия, замершая на Оке, наконец проснется, и тогда…. А там, быть может, удастся собрать еще силы, найти союзников и вернуть себе столицу. Европа не может допустить, чтобы на русском троне сидел этот… этот…
Карету сильно тряхнуло, и Екатерина едва не стукнулась головой о стенку. Она раздраженно поправила сбившийся набок чепец. Прижала руки к разболевшемуся животу. Кортеж остановился.
— Что еще за напасть? — пробормотала Екатерина Алексеевна, выглядывая в запыленное оконце.
Узкий деревянный мост через мутную, лениво текущую Лугу. А на нем — затор. Какая-то телега, груженная доверху скарбом, видимо, сломалась, перегородив проезд. Вереница карет, повозок, всадников сгрудилась перед мостом. Крики, ругань, лошадиное ржание. Хаос.
«Даже здесь, даже в бегстве, этот проклятый русский беспорядок!»
Охрана, немногочисленная и нервная, суетилась, пытаясь расчистить путь. Впереди послышались хлесткие удары плеток и возмущенные вопли.