Все больше преград на пути Пугачева, все больше врагов. С каждым сражением он сбрасывает с плеч страны цепи страха, предательства и лжи. Под его знаменами собираются те, кто еще вчера не верил в перемены — крестьяне, солдаты, даже бывшие дворяне. Империя трещит по швам, но народ впервые чувствует вкус свободы. На кону — не только трон, но сама судьба России.
Annotation
Все больше преград на пути Пугачева, все больше врагов. С каждым сражением он сбрасывает с плеч страны цепи страха, предательства и лжи. Под его знаменами собираются те, кто еще вчера не верил в перемены — крестьяне, солдаты, даже бывшие дворяне. Империя трещит по швам, но народ впервые чувствует вкус свободы. На кону — не только трон, но сама судьба России.
Русский бунт. Шапка Мономаха. Часть II
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Русский бунт. Шапка Мономаха. Часть II
Глава 1
Уважаемые читатели! 4-й том цикла Русский бунт разбит на две части и частично переписан с новым соавтором Greko. Пожалуйста, перечитайте!
Грановитая палата снова была заполнена народом и гудела словно растревоженный улей. На этот раз она послужила местом для проведения судебного заседания по делу о расторжении брака Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского, в православии Петра Федоровича Романова, и урожденной Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской, в православии Екатерины Алексеевны.
“Разженитьба” в православной Руси – дело непростое. А когда речь идет о царствующих особах, и вовсе не имеющее прецедентов. Состязательно-розыскной суд Духовной Консистории? Заседание московской синодальной конторы? Гражданский суд (1)? Катька хоть и шалава, но не простая мещанка. Пришлось импровизировать, максимально подняв уровень судебных заседателей.
Обвиняемая присутствовала на заседании виртуально. В виде своего коронационного портрета, прислоненного к центральной колонне палаты. Справа и слева от портрета стояли бойцы Никитина, изображая конвой. На самом деле они и парочка колоритных охранников, одетых как рынды времен царя Алексея Михайловича, приглядывали за публикой, охраняя мою персону, ибо народа собралось много. Были здесь и мои военачальники, тайники. Разумеется, была верхушка моего правительства во главе с Перфильевым. Отдельно от всех и рядом с моим троном сидела Наталья-Августа в сопровождении своей новой подруги, княгини Агаты. Обе, как полагается, в “печальных одеждах”, установленных для первого квартала траурного года.
От купечества была пара десятков представителей. Мещан представляли несколько преподавателей московского университета, выборные от городской управы и прочая интеллигенция. Иностранцев было мало, преимущественно иностранные купцы, а также профессор Московского университета Иоганн Рост, заодно представляюший голландскую диаспору и масонскую ложу Первопрестольной. Персидский посол тоже изъявил желание понаблюдать это событие и явился в компании Лазаря Егиазаряна.
Разумеется, присутствовала и пресса под чутким контролем и руководством Новикова. В качестве эрзац-фотографов выступали художники. Неизменный Неплюйвода и его подопечный, начинающий превращаться в конкурента, Егорка Волосов. Сам Новиков объяснял происходящее и переводил речи выступающих для французского публициста Жан-Луи Карра.
Тридцатилетнего иностранца занесло в Россию из Молдавии, где он был секретарем какого-то тамошнего господаря. Приехал он целенаправленно ради встречи со мной, и я удостоил его непродолжительной беседой, в которой убедился, что это один из тех людей, что в моей истории совершили революцию во Франции. Кадр был перспективным.
Я мысленно усмехнулся: «Кому-то же надо разжигать беспорядки в Европе».
Судебное заседание началось со вступительной речи Радищева, выступающего в роли государственного обвинителя. Все мероприятие было подготовлено лично им и его немногочисленными пока подручными. Параллельно он и с тысячами задержанных дворян и прочих глупых болтунов разбирался – заработали первые судебные тройки. За оскорбление величества, конечно, полетят головы, но далеко не у всех и неспроста. Так что нагрузка на моего министра юстиции в последние дни была просто сумасшедшая. Что было заметно по его осунувшемуся лицу и несколько более резкой манере поведения и речи.
— Ваше императорское величество, высокопреосвященнейшие владыки, – начал Радищев, кланяясь по очереди мне и митрополитам, принимавшим участие в суде. – Призванный быть обвинителем величайшего из злодеяний, когда-либо совершавшихся на русской земле, я чувствую себя совершенно подавленным от ужаса гнусности, открывшейся передо мной. Попирая законы человеческие и божеские, обвиняемая не только осквернила священные узы брака, но и замыслила убийство своего супруга – помазанника Божьего! Перед лицом господа Бога нашего прошу высокий суд рассмотреть доказательства, выслушать свидетелей и определить справедливое возмездие для этой падшей женщины.
При этих словах Радищев патетично указал рукой на портрет.
Бородатые суровые иерархи слушали выступление, делая вид, что он их совершенно не убеждает. Но я был спокоен за итоговый вердикт. Все было решено еще накануне в тяжёлом для меня разговоре с этими князьями церкви. Но Радищев о достигнутых договорённостях не знал и старался всерьез.
Надо признать, что Александр Николаевич за короткое время умудрился собрать приличную доказательную базу в части обвинений, касающихся супружеской измены. Этому, конечно, способствовал террор, чинимый тайной канцелярией среди дворянства Москвы. Все попавшие в застенки Соколова и Шешковского старались облегчить свою участь и охотно доносили любые слухи и сплетни.