И за каким хреном они про Гориновичей вспомнили?.. К чему это вообще?

В этот самый момент в палату вбежала целая толпа вооруженных людей – похоже, запоздало среагировала охрана, но, увидев кафтаны и гербы визитеров, служивые несколько замешкались, возникла суета, и Жевуский позволил увести себя, Кшиштофа и третьего, оставшегося неизвестным.

– Господи Боже! – Когда навязчивые посетители нас покинули, Пруткова прошлась туда-сюда по палате и горестно вздохнула: – Какой-то дурдом. И курить хочется… Послушайте, Пепеляев, вы же видите – нам тут не дадут поговорить спокойно. А и вам, и мне очень хочется во всем разобраться. Верно?

– Да, – выдохнул я, пытаясь справиться с вновь накатившей на меня злостью. – Разобраться хочется. Ничего не понятно.

– Как вы себя чувствуете? – участливо поинтересовалась она.

– Кажется, лучше, чем за последние несколько лет, – честно признался я.

– Хм! Неудивительно. Вы ведь дракона убили… Сущность высшего порядка! Убили же? – Глаза этой женщины стали похожи на стволы крупнокалиберных пулеметов.

– Понятия не имею. – Я взялся за голову. – Что-то такое помнится, какой-то белый дракон, раненый. Какой-то голос. Какая-то палка у меня в руках. Он просил, чтобы я убил его! Что все это значит? Я думал – у меня бред, если честно.

– Могу вообразить, – кивнула Наталья Кузьминична. – Черепно-мозговая травма, сильнейшая контузия… Вы прибыли сюда в беспамятстве, по сути – в коме! Земские врачи не знали, что с вами делать, военные маги-целители были бессильны. Кстати, почему это? Ну, это уточним. Но вы сбежали! Выскочили со второго этажа и рванули в лес! А потом охрана вас обнаружила среди выгоревшей поляны, в окружении драконьих костей. А обследование показало, что вы – здоровы. Как должен быть здоров двадцатипятилетний мужчина, который служил в Поисковом батальоне и, соответственно, подходил по группе годности. Представляете?

– Не представляю. – Гнать правду-матку было, кажется, лучшим вариантом в моем случае. Или – не гнать вовсе. – Но если это привело к тому, что я выздоровел, шевелю руками и ногами, разговариваю с вами, и если мне дадут поесть – то ситуация в целом меня устраивает.

– А вы оптимист, Пепеляев! – хохотнула она. – Давайте так: вы напишете отказную от госпитализации, а я вас отвезу в отличную кафешку – пообедать. А потом подброшу домой, в Вышемир. Мне как раз придет ваше полное досье, и мы обсудим, как нам быть дальше…

– Вот так запросто? – Я попробовал закинуть удочку на будущее. – Но убийство дракона… и все дела… Это ведь не каждый день случается, да?

– Дракона? Это вы про Сущность? Потому я и здесь, потому я и здесь… В ваших интересах не быть запертым в жутких опричных застенках, верно?

– Очень даже верно, – кивнул я. – Мне застенки не очень нравятся, я больше природу люблю.

– А в моих – и в наших, в государственных интересах – держать вас под контролем. При этом – подальше от аристократических родов и других, скажем так, интересантов… Поищем разумный компромисс. И не сверкайте на меня глазами, Пепеляев. Мы с вами сейчас в одной лодке. Я – ваш опричный куратор, деваться некуда. Соглашайтесь!

– Если дадите мне нормальную одежду и обещаете, что накормите – я не против. Я ведь черт знает сколько времени провел прикованным к кровати в качестве овоща, а тут – однако, здравствуйте! Здоров и полон сил! Одни плюсы, сами понимаете. Еще и накормить обещают, и женщина за меня расплатиться хочет – это у меня впервые.

– А-а-атлично! – радостно прохрипела Пруткова. Все-таки ее голос – это что-то с чем-то, у меня даже в горле засвербело. – Лидочка! Принесите Георгию Серафимовичу одежду и позовите доктора, пациент выписывается!

Огромный, сочный шмат среднепрожаренной говядины с помидорками черри и молодой картошечкой, золотистой, ароматной – что вообще может быть лучше? Я впился в бифштекс зубами и заурчал от удовольствия.

После того как последние два месяца я ел в основном детское питание, больничный «нисчемушный» суп и пил одну водичку – это было на самом деле райское наслаждение. За такое счастье я готов был смириться с магией, драконами, наглыми Радзивиллами, курящей крепчайшие папиросы Натальей Кузьминичной и всеми прочими странностями, произошедшими со мной с момента, когда мои ребятки из одиннадцатого «бэ» покинули палату. Новая реальность? Другой мир? Если мне сейчас принесут пятьдесят грамм виски, употребив которые я не останусь без почек – то пусть будет новый мир! Как сказал тот голос…

– ТЫ НЕПЛОХО ДЕРЖАЛСЯ И ВЫПОЛНИЛ ОБЕЩАНИЕ! – проревел мой невидимый собеседник. – И ЭТА НОВАЯ ЖИЗНЬ И НОВЫЙ МИР – ТВОЯ НАГРАДА. ДРАКОН УМЕР, ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДРАКОН!

Я и виду не подал. Ну – голос. Ну страшный. Охота ему реветь – пускай ревет. Это всяко менее дерьмовая штука, чем миофасциальный болевой синдром и его обострение во время выпускных экзаменов в школе. Можно и потерпеть. Терпеть чужой рев довольно просто, если сожрал почти полкило мяса – и никакой лютой изжоги за этим не последовало, и вообще – желудок, кажется, готов принять еще столько же с большим удовольствием. Вот уж правда: оценить что-то по достоинству можно, только потеряв это…