Рано или поздно могут указать на меня, ну а продавать по колечку, чтобы не палиться – потеря времени, когда надо будет заниматься другими вещами. Да и не дело это – надеяться, что пронесёт, продумывать надо все варианты, даже худшие.

Надо мыслить холодно и трезво, потому что дело, что я замыслил, очень серьёзное. Вполне можно просрать второй шанс.

А вот деньги забирать проще, к ним никак не привяжешь личность владельца.

Шёл проулками, не отсвечивал, людей в это время уже совсем мало, и одинокий пешеход может привлекать лишнее внимание. Дождь закончился, только лужи остались повсюду. По пути зашёл в круглосуточный магазинчик и купил там пузырь водки. Всё это пригодится для алиби, которое я накидывал на ходу. Алиби нужно, причём такое, в которое бы поверил я сам, если бы вёл это дело.

Если что скажу, будто проводил Юлю, посидел у неё, попил чай, потом уехал на маршрутке, но пересесть на троллейбус до общаги не успел, опоздал на последний. Поэтому пошёл к знакомому, где и оставлю доказательства своего пребывания. Могу сказать и про сдачу, которую водитель маршрутки давал с пятиста рублей, такие детали всегда убеждают. И если даже найдут водилу, он подтвердит, сразу вспомнит.

А к дяде Юре не пойду, он честный, так и брякнет, что я вернулся ночью, мокрый от дождя. И не в общагу, потому что в общаге обязательно скажут, что я вернулся ночью, если не вахтёрша, которую можно обойти, то соседи.

Я прошёл ещё пару кварталов до жёлтого двухэтажного дома, где не горел свет, зашёл во второй подъезд, достал ключ из-за электросчётчика в потайном месте и вошёл в квартиру на втором этаже.

Ох, ну тут и пили порой, каждый день бухают. Запах – ни с чем не спутать. Здесь жил одногруппник отца Васька Емельянов, бухал он как не в себя, что мне пригодится.

Мужик-то он неплохой на самом деле, помогал нам с братом одно время. Раньше работал в депо, потом уволили за пьянку, и он вдруг решил уйти в монастырь. Но долго там не продержался, ведь пить монахам запрещают. Так-то он отзывчивый, часто пускает к себе пожить, у него даже комната приспособлена для этих целей.

Этим он и зарабатывал, сдавая комнату студентам. Этой весной, как я помнил, у него уже никто не жил, но заселятся ближе к осени. Так что на постороннего не наткнусь.

Мне приходилось здесь бывать. Больше я сюда ходил не потому, что нравилось выпивать со старым алкашом или что снимал комнату, а по другой причине, более подходящей для молодого парня – своей жилплощади у меня не было, в общагу кого-то привести сложно, а природа настойчиво требовала своего.

Вот и приводил какую-нибудь девчонку, которая не падала в обморок от здешней обстановки, покупал Ваське пузырь, и ночью могли с ней веселиться в отдельной комнате, а он отрубался быстро.

Весело я проводил молодость, чего уж говорить. Зато знакомых завёл много, и это пригодилось в работе.

И у Василия была черта, которая, с одной стороны, мне поможет, с другой – усложнит. У него была очень плохая память – последствия старой производственной травмы ещё с депо. Ещё он пил, что здоровью точно не помогало.

Но использовать эту особенность можно.

Сейчас он был в квартире один, храпел на диване в зале. Перед ним стоял стол, в центре которого стояла сковородка с пережаренной картошкой с луком, в тарелке лежал нарезанный большими кусками засохший хлеб, луковица, и половина маринованного огурца, а недоеденная банка шпрот использовалась в качестве пепельницы. Но куда больше здесь было бутылок, целые батареи. Свет был только от телевизора, где показывали «белый снег».

Ну, начнём. Я выключил ящик, сел за стол на шатающуюся табуретку и поставил перед собой купленный по дороге пузырь.

– Дядь Вась, я за вторым сходил, – сказал я пьяным голосом. – Давай вмажем!

Храп стих, Васька открыл глаза. Опухший лысый мужик с отросшей неряшливой бородой медленно опустил ноги на пол и сел.

– Ты хто? – он уставился на меня и выдохнул.

– Я – белый орёл, – ответил я, как в рекламе этой водки, и показал бутылку, где на этикетке был нарисован орёл. – Харэ гнать, опять всё забыл, старый? Сам же меня за вторым пузырём отправил, весь вымок, видишь? – я потряс мокрую футболку с Юрой Хоем. – Дождь там льёт как из ведра!

– А, это ты, Лёша, – узнал меня Васька и хитро заулыбался. – Чё, девчонку привёл?

– Да ну её, ломается только вечно, – я открыл крышку бутылки. – Домой её проводил, потом к тебе зашёл, о жизни побазарить, ты же давно живёшь, всё знаешь. Вот и раздавили с тобой один, я за вторым пошёл, а ты вырубился.

– А, так я с тобой пил? – он почесал затылок и задумался. – Ну, значица, так оно и есть. Давай, чё, вмажем. Будем!

– Переночую у тебя в той комнате?

– Да, конечно, чё спрашиваешь? Там никого пока.

Я себе даже не налил, только ему, Васька этого даже не заметил. Если ему зададут вопрос, пил ли он с кем-то, он точно скажет что да, но не вспомнит, с кем именно. Если назовут меня, подтвердит, да и соседи меня здесь иногда видели. Ещё утром покажусь перед соседскими бабушками, они-то точно вспомнят.

Но главное – другое. Он открыл мне вторую, ту самую «студенческую» комнату, и пошёл продолжать добивать бутылку. Комнатка небольшая, из мебели там солдатская кровать, старый канцелярский стол и шкаф с провисшей дверцей, там же натянута бельевая верёвка. На неё я и повесил мокрую футболку.