В комнате срач, но это пока ещё не срач опустившегося человека, а просто беспорядок. Вроде бы ничего не изменилось. Я внимательно огляделся, подмечая детали, будто собирался писать протокол осмотра места происшествия.

Над дядей Юрой висел выцветший ковёр с оленем, а на нём наша фамильная ценность. Это трофей, доставшийся нам от нашего прадеда, участника аж трёх войн – русско-японской, Первой мировой и Гражданской.

На ковре висела старинная японская сабля, слабо изогнутая, с длинной белой рукояткой из рога и стальной дужкой для защиты пальцев. Внутри металлических ножен – потемневший от старости клинок с необычной формы остриём, причём сам клинок, как говорил один знакомый дядьки, коллекционер антиквариата, намного старше, чем всё остальное.

Скорее всего, клинок этот был от самурайского меча, что принадлежал предку японского офицера, убитого моим прадедом. Возможно, этот японский офицер в начале двадцатого века отдал фамильный меч на переделку по современным тогда стандартам, чтобы к старому клинку приделали рукоятку новой сабли, которые тогда стояли у них на вооружении.

Японцы часто так делали в те времена, чтобы и оружие соответствовало всем правилам и уставу, но в то же время можно было идти на войну с прославленным дедовским клинком.

Имя самурая и его потомка нам осталось неизвестным, но этого майора зарубил шашкой наш прадед во время Гражданской войны (а японцы тогда лезли к нам в страну очень нагло), и фамильное оружие перешло к нам. Холодняк, в эти годы хранить его дома было запрещено, и мы его лишний раз старались не светить. Жаль только, что прадедовская шашка не сохранилась, потерялась где-то в родной деревне деда, но эту саблю уберегли.

Потом дядька, где-то в нулевых, перед самой своей смертью, продаст оружие за две бутылки водки, и антикварный клинок, который мог стоить огромных денег, куда-то пропал. Я даже пытался искать, но не нашёл, сабля будто сгинула. Но сейчас она пока на месте. Забирать не буду, но проконтролирую, чтобы не пропала, как в тот раз. Но главное – за дядькой присмотрю, чтобы так не бухал. Занятие ему какое-то найти надо по душе, ну или жену, чтобы жил с ней мирно.

Посмотрел на дядьку, хмыкнул, но будить не стал и прошёл на кухню. Под ногами ничего не скрипело, уложенный «ёлочкой» старый советский паркет всё ещё идеально подогнан, дядя иногда с ним возился, подбивал планки на место.

Я искал продукты, и хоть все дверцы шкафов не провисали и не скрипели, ничего съестного внутри не было.

На столе лежало несколько игрушек: китайские пластиковые солдатики с гнущимися конечностями, красная машинка и танк, причём добротный, металлический, ещё советский. Всё рабочее, после ремонта.

Своих детей у дяди Юры никогда не было, но он охотно помогал чинить сломанные игрушки соседским. И все дети его любили, а мы с братом тоже души в нём не чаяли. С дядей Юрой всегда было весело, и вообще не помню, чтобы он хоть раз повысил на кого-то голос. Если бы ещё не пил.

В холодильнике тоже пусто, если не считать почти законченной банки варенья, соуса «Анкл Бенс» с улыбающимся негром на этикетке, плавленого сырка и пластиковой банки маргарина «Рама», который у нас выдавали за масло. В морозилке нашёл один куриный окорочок, ту самую «ножку Буша». А в ящике под столом лежали несколько грязных проросших картофелин и бутылка водки «Довгань», правда, уже пустая.

Не, так дело не пойдёт. Я взял плотную сумку из шкафчика и пошёл в магазин. Денег у меня с собой маловато, но дядьку надо покормить и полечить.

Магазин вроде как продуктовый, но большую часть полок занимали пиво и водка, самые ходовые товары. Но продукты всё же были. Хотел взять пельмени, но вспомнил, что покупные сейчас на редкость плохого качества, хорошие надо было делать самому, так что взял домашней курицы, свежего хлеба, сыр, деревенского масла. Подумал ещё и взял пива, чтобы полечить дядю Юру.

Пока тётка-продавщица в синем переднике считала на деревянных счётах итоговую цену, я взял с прилавка газетку криминальной хроники. Кто-то её листал перед покупкой, она была открыта. Я проглядел страницу, где писали про очередные разборки братвы, и внизу мне попалась заметка об ограблении.

Жертва погибла от удара молотком в парке, всё ценное украли. Это пробудило что-то памяти, так что газетку я взял. Посмотрю дома, гляну, что меня там смущает, может, вспомню, что у меня было по такому случаю. Было, но детали надо выудить из памяти. В другой день сразу бы всё вспомнил, но сегодня слишком много впечатлений.

Когда я зашёл в квартиру во второй раз, дядя Юра уже проснулся.

– Ох ты ж, Ярик, – он приподнялся на локте и посмотрел на меня, щуря глаза, – вот те на, ядрёный корень, сто лет тебя не видел!

– Лёха это.

– Точно? – дядя Юра сощурился ещё сильнее и начал щупать по табуретке.

Я взял футляр с очками, лежащий на югославской стенке, и передал ему.

– И правда, Лёха. Наконец-то пришёл, давай, чаевать будем, – дядя Юра напялил очки, закряхтел и начал подниматься. – У меня, правда, ничего нету…