День выдался самый обыкновенный. Солнечный, в меру жаркий, как и положено для середины июня. В этот день в мире шло двадцать семь войн. Кого-то убивали, пытали, калечили, грабили, насиловали. Кто-то умирал от голода или болезней. Кто-то сорился, отчаивался, мстил, кончал жизнь самоубийством. Но всё это было далеко, вне очерченного Олегом круга общения. И потому не имело к нему никакого отношения. Для него это был ничем не примечательный рабочий день. Даже не пятница — вторник. Олег и представить не мог, как этот день закончится. И он был не одинок в своём неведении. Мир воевал, страдал, бесновался, трясся от ужаса, равнодушно взирал со стороны, не догадываясь, что солнечный июньский день для него — последний. Всё же для Олега день был кое в чём особенным. Сегодня предстояло первое их с Наташей свидание. Не то, чтобы в свои двадцать семь Олег был новичком в подобных делах. Но ведь девушки не похожи друг на друга, с каждой это происходит иначе. Потому Олег волновался, пусть и самую малость. И рад был, что загрузка на работе оказалась ниже обычной. Когда голова занята предстоящим свиданием, сосредоточиться на задачах — независимо от степени их важности — тяжко.
1. Мерцающий город
Первой от стука в окно проснулась Власта.
— Кого там дьявол принёс посреди ночи?! — рявкнула она над самым ухом Ореста.
Голос её, резкий и звучный, как выстрел из пистолета, мигом вышиб сонную одурь, заставил вздрогнуть. И потянуться за тем самым пистолетом, лежащим на табурете у изголовья.
Действительно, стояла глубокая ночь, спальня тонула в кромешной тьме. Лишь оконная шибка выделялась неровным, дёргающимся из стороны в сторону пятном света.
Власта выбралась из-под одеяла, зажгла масляную лампу. Тьма расступилась, спряталась под шкафом, за приоткрытой кухонной дверью. Орест взглянул на мерно тикающие на стене ходики. Без четверти полночь, однако. Неурочное время для гостей.
В окно опять забарабанили, громко, повелительно, заставив стекло обиженно звякнуть.
— Просыпайся, шериф! Чёрное время пришло, дьявол сынов человеческих ловит!
Орест сплюнул в сердцах, — дался вам этот дьявол! Встал, взял лампу, как был в одних подштанниках вышел в коридор. Сбросил щеколду, приотворил дверь. Тут же пожалел, что не накинул какую-никакую одежонку на плечи, — снаружи дохнуло ночной свежестью. Весна в этом году выдалась холодная, затяжная.
— Ты что ли, преподобный? Кого там у тебя дьявол словил на ночь глядя?
Кроме преподобного Феодосия на пороге стояли Мирон-кожевник и Болеслав Товт, оба ревностные прихожане. Товт держал за плечо какого-то юношу. С ходу имя парня Орест не вспомнил, тот был из новеньких, явился месяц назад. Неудивительно: Ровное — посёлок большой, более тысячи человек, то и дело кто-то является, кто-то соскальзывает. Как тут все имена упомнить?
— Не до шуток, шериф! — Преподобный нахмурил густые брови пуще прежнего, дёрнул парня за руку, заставляя шагнуть к двери. — Рассказывай!
Тот сопел, пялился себе под ноги, никак не решаясь заговорить. Пока дождёшься, околеешь на холоде. Орест отступил вглубь коридора, буркнул:
— В дом заходите!
Власта сидела на кровати в ночной сорочке, — лампу Орест забрал, а в темноте как оденешься? Товт, поздоровавшись, задержал взгляд на хозяйке дольше, чем следовало, да и кожевник косился на обнажённые плечи, ложбинку грудей в вырезе сорочки. Преподобного женские прелести не интересовали. На то он и преподобный. Снова дёрнул парня, поторапливая:
— Говори, что натворили!
— Я ничего, это Карл с Жогмондом! — запротестовал тот.
— Карл Зигман и Жогмонд Вайс, — перебил его Товт, уточняя.
Орест отмахнулся, — сам, мол, понял! Он и этого парня вспомнил: Янош Габор. Мужчин, появившихся в посёлке, селили в старом доме на окраине, пока не подберут себе пару и не заживут семейно, как подобает добропорядочному прихожанину. Мужчины постарше в холостяках не задерживались, но молодёжь была переборчива. Сейчас в общем доме жили Габор, Вайс, да ещё один мужичок с прозвищем вместо имени — Путник. До недавнего времени там проживал и Зигман, пока не женился на оставшейся без мужа Руслане Опалак, женщине не юной, но сочной. Однако и теперь к приятелям он хаживал куда чаще, чем в церковь к преподобному.
— Я их отговаривал, но они не послушали! — продолжал рассказывать Янош. — Как стемнело, лошадей оседлали и поехали туда.
— «Туда» — куда?
— В мерцающий город.
Орест сплюнул, не удержался, хоть Власта и ругала за непотребную привычку. Уставился сердито на преподобного. По крайней мере половина жителей посёлка хотя бы разок пробирались поглазеть на дьявольское наваждение. Разумеется, то был грех. Но все знали, что и преподобный к мерцающему городу наведывается, — чем бы он свои визиты ни оправдывал. А раз уж он грех этот отмолить может, то и у других получится. Будить среди ночи шерифа с помощницей из-за того, что два балбеса захотели поглазеть на бесовские штуки, точно не стоило.
— Ты до конца дослушай. — Бессловесный вопрос Ореста преподобный понял. Прикрикнул на парня: — А ты говори! Зачем они туда поехали?
— Стибрить что-нибудь интересное. Карл ножик хотел красивый или пистолет древний, а Жогмонд — куртку и штаны, как у Ибрагима. В посёлке такие никто не пошьёт, а в мерцающем городе полно одёжи.
На правильном языке он говорил с заметным акцентом. Так часто бывает с вновь явившимися. Это нормально, чем дальше лежат земли, где человек являлся предыдущий раз, тем сильнее отличается его говор. Пройдёт полгода-год — обвыкнется, нахватается местных словечек, заговорит по-здешнему. Главное, все друг друга понимают. Орест встречал лишь одного человека, не знавшего правильный язык: маленького Ибрагима. Да и тот после года жизни в доме у преподобного худо-бедно язык выучил.
— Мерцающий город — это мара, — объяснил он. — На диковины его поглазеть можно, но не «стибрить».
Парень согласно закивал.
— Я им так и сказал. А они упёрлись: «Вещи там не только увидеть, но и пощупать можно. Ежели нащупал, то хватай и не выпускай, пока она у тебя в руках не останется. Чем дольше держишь, тем вернее!» Это они так говорят, не я.
Он замолчал, и в доме повисла тишина. Орест покосился на жену, почесал в затылке. Задержаться в мерцающем городе подольше? Это не просто грех — прямая дорога в ад. Прежде весь мир был Адом, и правил в нём дьявол. Пока Господь Бог не очистил землю от скверны. И дал шанс очиститься людям праведной жизнью в скромности и смирении, в тяжких трудах каждодневных. Но враг рода человеческого не дремлет, он расставил по миру ловушки. Одно дело — поглазеть на дьявольское искушение, другое — соваться за приманкой очертя голову.