В понедельник мы шли домой в компании Гены Тюляева.

Геннадия мы будто бы случайно встретили в гардеробе уже после моего визита к директрисе (хотя у одиннадцатого «Б» сегодня было на один урок меньше, чем у нас). Черепанов и Степанова к Лукиным не пошли. Они виновато вздохнули и попрощались с нами до завтра. А вот Генке было с нами по пути. Он пристроился рядом с Иришкой (Лукина тут же взяла его под руку, но не выпустила и мой локоть). Лукина отработала на Геннадии «тактику вопросов» — Тюляев охотно рассказал нам о своей работе на тракторном заводе, где одиннадцатиклассники сорок восьмой школы проходили трудовое обучение.

«Знаешь, Эмма, я ведь легко представляю Зосимову во главе разъярённой толпы, которая разгромила бы отделение милиции. Лена наверняка воспылала бы гневом после смерти своего брата. Особенно если она тоже считала Морозова тихим и воспитанным, каким его мне описала директриса. Да даже если не считала. Всё равно. Если бы Иришку Лукину забили в милиции насмерть, я бы тоже ворвался в отделение и разнёс бы там всё к чёртовой матери. Наверное. В восемнадцатилетнем возрасте — точно бы так и сделал».

Я повернул голову, взглянул на двоюродную сестру.

Иришка заметила мой взгляд — улыбнулась.

«История с Вениамином Морозовым стала не такой уж невероятной, — сказал я. — Вот что думаю. Веня большой парень. Я имею в виду его физические габариты. Если он за эти два года окреп и возмужал, то справиться с ним милиционерам будет непросто. Так что в его избиение я верю. То, что его внезапная смерть многих возмутит, я тоже допускаю. Поэтому всё сходится, Эмма. Хотя и не всё мне понятно. Что этот Морозов делал на остановке около рынка? В какое время он там устроит ссору с пенсионером?»

«Господин, Шульц. Уточните, пожалуйста…»

«Это вопрос не для тебя, Эмма. Все найденные тобой статьи о том февральском бунте я ночью прослушал. Информации о точном времени встречи милиционеров и Морозова на остановке около рынка в них не было. Это я запомнил. Цель визита Морозова в тот район важна лишь для выяснения этого самого точного времени. Но и того, что мы выяснили связь между Морозовым и Зосимовой — уже немало. Время ссоры на остановке мы пока не знаем. Но у нас уже есть дата. Ведь так?»

Я усмехнулся.

«Эмма, если понадобится, то я в субботу проведу на этой остановке весь день».

С Геной Тюляевым мы попрощались у двери подъезда. В гости мы его снова не пригласили, хотя Лукина и бросала на меня умоляющие взгляды.

Дома обиженная на меня Иришка пошла на кухню разогревать ужин. Я уселся на свою кровать и повертел в руке полученное сегодня от директрисы письмо.

Сердечек и прочих украшательств на конверте я не увидел. Распечатал конверт, развернул письмо.

Прочёл: «Здравствуйте, Василий!..»

Чтение прервала прозвучавшая в прихожей громкая трель дверного звонка.

— Вася, открой! — прокричала Иришка.

Я отложил письмо в сторону и поплёлся в прихожую. Дважды щёлкнул замком, распахнул дверь.

Увидел у порога квартиры знакомую блондинку. Вспомнил её имя: Анастасия Рева, журналистка газеты «Комсомолец».

— Здравствуйте, Василий! — сказала она.

Анастасия повернула голову вправо, махнула рукой и скомандовала:

— Коля, заноси.

Рева на шаг попятилась.

Навстречу мене через порог квартиры шагнул темноволосый усатый Николай. Сегодня он был без фотовспышки и без фотоаппарата, но с тяжёлой ношей в руках.

Николей взглянул на меня, буркнул:

— Привет.

Он поставил у стены прихожей наполовину заполненный мешок из пропахшей пылью мешковины. Вслед за первым мешком Коля занёс в квартиру ещё три.

Николай выпрямил спину, громко выдохнул, вытер со лба капли пота.

Он шагнул на лестничную площадку, посмотрел на журналистку и отчитался:

— Это всё. Больше нет.

Николай вытер о штаны ладони.

— Спасибо, Коля, — сказала Анастасия.

Она одарила усатого Николая улыбкой.

Я кашлянул — привлёк к себе внимание работников советской прессы.

Указал на мешки рукой и спросил:

— Что это?

Конец второй части

ссылка на следующую часть:

Если история развлекла Вас, не забудьте нажать на сердечко («нравится»).