Я шучу ей про обособленное дополнение. Неловко шучу. Мол, ага, никак тебе меня не забыть!

Ты-то при чем, говорит. Мимо. Не прошла шутка. Ну вообще, воображение у тебя стало! Обособленное дополнение! Скажешь тоже! Ну, хватит тебе!

Ты хоть знаешь — у нас новые станции открыли. Теперь на метро — двадцать минут. Еще на автобусе — пятнадцать. И — пляж. А еще всю улицу Басина перерыли, все лавочки — бульдозером. И ту, помнишь, где вы с Самвелом дурака валяли — по-джигитски фотографировались! Где холстина и дырка. Ну, помнишь? Конь нарисованный, газыри, водопад на заднем фоне, ну?! Ты еще говорил, что и без холстины такие фотомонтажи сделать можешь! Вспомнил?!.. Кстати! Самвел просил, чтобы ты ему какие-то химикаты для фото достал. Не помню, я записала. Он говорит: здесь есть. Только особенно искать, бегать не надо — они, химикаты, Самвелу не очень-то и нужны. Он давно фотографию забросил. А про химикаты — нарочно. Мол, все равно срежешься, вернешься. Чтобы сознавала временность пребывания.

Он, Самвел, уже кольца купил, к родителям приходил. Через год, говорит, свадьба. Из Баку никуда не собирается. Мастера спорта получил. В училище поступил по какой-то электронике.

А вот интересно, как он свадьбу устраивать будет, если она, Томка, все-таки на театральный поступит?!

Пусть тогда сюда приезжает. Но он все равно говорит: „Никуда ты от меня не денешься!" И рожи корчит. Ну, помнишь? „Зарэжу, зараза!" Помнишь, нет?!

Я все помню, конечно, И море, которому никакое Черное в подметки не годится. И усталость после долгого прожаривания на песке. И улицу Басина помню... Жаль. Другой такой улочки не будет: с нарисованными джигитами, с лудильщиками и их каморками, с „ремонтом и абновостью раскулдушек". И самвеловское „зарэжу" помню. Еще бы! Если я всего два часа назад в нашем же дворе это самое изображать пытался.

Тут я себе наконец отдаю отчет, что мы уже от остановки до дома почти дошли, а Томка все еще с двумя сетками. А я, джигит, с пустыми руками, в которых одни тюльпаны. Торопливо меняю цветочки на Томкины сетки и говорю:

— Это тебе, Том! С приехалом!

Мы как раз из-под арки вышли во двор. И она меня снова — чмок! А я по привычке на окно Вики смотрю. А она, что самое интересное, из этого окна — на меня. И на то, что красивая, загорелая Томка меня чмокает. И букет. Который не сама же Томка себе покупала... С приехалом, короче!

Я еще пытаюсь Вике одним выражением лица добродушно-радостно сказать: „Вот гость из Баку приехал. СТАРЫЙ ДРУГ!!!" Пытаюсь показать, что я — обособленное дополнение. Очень обособленное! От Томки! И только дополнение!..

Но, кажется, что-то не то я лицом сумел изобразить. Не знаю. Я-то его, лица, не вижу. А Вика видит. Плечами дергает. Потом взатяжную зева-ает. Нехорошо зевает. Демонстративно. И штору задергивает. Концерт окончен. Потом...

Потом мама с Томкой готовят на кухне долму. А я должным образом оформляю Томке комнату. Сгребаю все фотопричиндалы в нишу. Порядок навожу, в общем. И слушаю, как они на кухне сразу всеми новостями по-азербайджански обмениваются. Мама по языку очень соскучилась, и новостей за три года накопилось. И они говорят много и вкусно. Я так по-настоящему и не выучился языку, но почти все понимаю. А что не улавливаю, то по интонациям соображаю.

Навел блеск и просто сел. И слушаю. Вот две женщины готовят еду, а я сижу в своей комнате и слушаю их. Одна — мама, другая — Томка. Как-то... приятно, что ли. В порядке хохмы, думаю, закурю сейчас и загадаю... Нет, только в порядке хохмы! Это все! Отрезанный ломоть. Обособленное от меня дополнение к воспоминаниям. Будущая жена друга Самвела.

А мне бы как Томкиному другу следовало иное загадать. Тем более, что она маме говорит про себя: „Инглис дилинда яхшы билмир". В смысле, плохо она по-английски сечет. Что там моему йоговатому Виллсу какой-то экзамен?!..

Но тут же себе говорю, что друг Самвел, наоборот, хочет, чтобы Томка провалилась и в Баку вернулась. Я ему своим ,,Wills“-OM только все испорчу. Так что пусть будет все как будет!

А как будет? С Викой, например, как будет теперь? Объяснить? А ей, между прочим, мои объяснения и не нужны. Ей только лучше: отстал наконец-то! А я не отстал!!! Я друга из Баку встречал!!! Тюльпанами забросал по совету мутанта небритого! Да-а... Теперь я этого бакинского друга еще на экзамены буду сопровождать, город показывать. И в Летний сад гулять водить. Наблюдать, как мосты разводят — ей очень хочется посмотреть. Так она маме говорит.

Вообще-то ей очень серьезно готовиться надо. Вот и готовилась бы! Мне, между прочим, тоже... Да! Вот именно. Тоже надо готовиться!.. Сочинения она боится! А я не боюсь?! Больше четверки никогда не зарабатывал. Это Вика у нас большой специалист по сочинениям. И не только на тему „я в библиотеке, я у портнихи", но и на любую вольную.

Вот! Это мысль! С немецким у меня — порядок. Еще когда отец там служил, мне всего-то четыре года было. Нахватался. Очень восприимчивый возраст. А мама уже дырку мне в голове сделала: „Решить не можешь, куда поступить! Уже две недели до вступительных!“ Про военное училище она потихоньку от отца и слышать не хочет. Ни за что! На всю жизнь, говорит, ей одного командира хватит. А вот иностранно-педагогический... Раз, два, три, четыре, пять! В школу мы идем опять! А что?! Главное, с Викой на одном курсе. Вместе учиться. Не надо будет ее к телефону добиваться и маяться, под каким соусом к ней в гости сходить. Сокурсники, одним словом.

И даже теперь уже можно — не на улицу бежать, по автомату конспиративно звонить, а прямо из дома. Повод? Помогла бы грамматику подтянуть, а то сочинение... Не по телефону же ей меня подтягивать? Только очно! Так что... чем не повод? Чтобы звякнуть. Заодно и прозондировать, как Вика отнеслась к недавней картинке во дворе.

Грамматику, правда, за две недели все равно не осилить, но „Wills" мой на что?! Толку от него пока никакого, кроме негативного, но... И надо бы его, кстати, запрятать. Отец вот-вот явится. Его ждем — долма уже готова. Уже слышу — Томка кричит: „Иди, попробуй! “