– …А ты сделал так, чтобы смерть нашего Никки не была напрасной, – продолжила Императрица. – Ты назвал его именем губернию, ты сделал так, чтобы она кипела жизнью – ах, мой милый Никки так любил жизнь!

– Больше всего на свете я бы хотел, чтобы он был с нами, – эти мои слова тоже были почти искренними. – Если бы только тот китаец нас перепутал…

– Никогда! – взвилась Императрица. – Слышишь, никогда, никогда не говори таких ужасных слов!

Точно любимчик.

– Прости, – шепнул я, опустив взгляд.

– Ах, Жоржи! – она ласково обняла меня за плечи. – Мой бедный, бедный мальчик. Даже не могу представить, насколько трудно тебе пришлось – на другом конце мира, в окружении варваров, с телом брата на руках и совсем один…

Воспользовавшись паузой, я вставил:

– Я не был один, мама. Со мною были преданные друзья, – вымучил улыбку на Барятинского.

– Как я рада, что вы согласились разделить путешествие с Никки и Жоржи, Владимир Анатольевич! – похвалила своего протеже Мария Федоровна, вытерев платочком последние слезы. – Как хорошо, что Жоржи было на кого опереться в эти страшные дни!

Очень быстро взяла себя в руки – ну так Императрица, и я вообще удивлен, что она позволила себе подобную сцену. Так и запишем – в ближнем круге Дагмара позволяет себе расслабиться.

– Хотел бы я сделать больше, – ответил Барятинский.

– Одна доля у вас с отцом, – вздохнула Императрица, вернув внимание на меня. – Он тоже никогда не хотел править Империей… И я точно знаю, что ты справишься так же хорошо, как и он, Жоржи! Эти слова рабочим о том, что ты – «тень брата твоего» были прекрасны, но, прошу тебя, не смей себя недооценивать!

И в мыслях не было – я объективно очень хорошо справляюсь.

– Вот так, в одиночку, предстать перед разгневанной толпой этих ужасных социалистов и заставить их разойтись – это было так отважно, мой мальчик! Но ты больше никогда не должен бросать им подачек – они понимают только силу! Ничего, пять лет – это большой срок, и о твоем обещании все забудут…

Поохали, поахали, похвалили, пережили быстрый катарсис, и теперь можно переходить к «правильному» состоянию дел – холеными и ласковыми материнскими руками аккуратно ставим разошедшегося сыночка в стойло.

– Ах, о чем я только думаю! – «опомнилась» Мария Федоровна. – Мы так долго не виделись, нам столько нужно рассказать друг другу!

– Я думаю о том же самом! – перехватил я инициативу. – Мама, Константин Петрович, у нас с Владимиром Анатольевичем есть одна очень важная тайна. Я бы хотел как можно скорее поделиться ею с вами и папой.

Один долгий бенефис у царской кровати, и после него можно будет действовать на основе реакции родственников и Победоносцева – в принципе, Константин Петрович тоже почти член семьи. Либо подивятся потере памяти и подтвердят мою легитимность в качестве цесаревича, либо я очень на них обижусь и начну науськивать подхватившего титул Мишу против старших Романовых.

– Что случилось, Жоржи? – дернулась Мария Федоровна. – Всем, кто сейчас здесь, ты можешь доверить даже свою жизнь!

Помимо любопытства, я вижу здесь еще и желание завладеть очень ценным «инсайдом», и, может быть, предложить свои услуги в правильности подачи информации царю.

– Простите, мама, – изобразил я смущение и усилием воли заставил щеки покраснеть. – Это очень больно, страшно и стыдно, и я просто не смогу заставить себя повторять это снова и снова.

– Это как-то связано с Маргаритой? – прищурилась она на меня.

Вот мы и добрались до «Вопроса номер один». Приосанившись, я удивленно спросил:

– Мама, почему вы оскорбляете мои чувства к Маргарите, называя их «больными, страшными и стыдными»?

– Мальчик мой, не горячись! – ласково улыбнулась Дагмара и пошире открыла глаза, дабы придать себе безобидный вид. – Я вовсе не имела ввиду ничего подобного! Я вижу, ты вернулся домой настоящим наследником… – лицо стало обиженным. – Но разве прилично оскорблять такими подозрениями собственную мать и Императрицу?

Страшный человек моя новая мама.

Гатчинский дворец, детище архитектора Антонио Ринальди, выстроенное Екатериной для графа Орлова, утопал в людях. Плац перед дворцом, на котором Павел I когда-то развлекался муштрой лично преданных солдат, оккупировали Конвой и лейб-гвардейцы. Просто так пройти мимо них не получится – готовились же, и при всем моем стремлении как можно скорее добраться до царя, пришлось постоять под нежарким, то и дело прячущимся за тучками солнцем, посмотрев маневры и дав служивым должным образом меня поприветствовать.