Шрифт:
— И берсеркам тоже передай моего вяленого мяса! Я столько про них слышала — вот бы поглядеть хоть одним глазком!
— Поглядишь, — уверенно произнёс Иво. — Приезжай в Ашенхолд через три месяца. Увидишь, многое изменится.
Но Ашенхолд уже изменился.
Полгода назад он представлял собой полуразрушенную крепость с осевшими стенами и покосившимися крышами, у подножия которой ютилась крошечная деревушка на несколько домиков. Теперь над крепостью возвышалась новая башня, обшитая свежим деревом и укреплённая частоколом. Каменные постройки латали бережно и основательно, соединяя старое с новым. Внутренний двор вымостили плитняком, вырыли два колодца и поставили склад для припасов. Жилища обрели ставни, двери, чисто подметённые пороги.
Над Ашенхолдом развевалось знамя — волк на фоне гор, символ клана Ульвхейм.
— Ора! — Ирма, заметив меня, выскочила из одного из домиков. — Вернулась, коза такая! Знаешь, какие у нас с берсерками проблемы!
Время не смягчило её языка, но в глазах я читала неподдельную радость. Особенно потому, что я вернулась не одна — с Иво.
— Я тоже рада тебя видеть, — ответила я с улыбкой.
Прежний разрушенный вход теперь заменили резные ворота, укреплённые железом, и возле них я заметила Гримира, невольно вспомнив о другой девушке, что была с нами в рабском караване.
— А леди Муради?.. — осторожно спросила я.
Иво громко хмыкнул, но сплетничать не стал.
— Думаю, женщины клана расскажут тебе о ней больше и лучше, чем я, — отозвался он, не глядя.
Они действительно рассказали, но лишь после того, как Иво лично провёл меня в новые покои — с широкой дубовой кроватью на резных стойках, покрытой шкурой лося и сшитыми вручную одеялами. Я только растерянно уставилась на всё это, не понимая, к чему такая роскошь, пока Иво не сказал, что эти покои предназначены мне.
Только мне.
— Не сходи с ума! У наместника комнаты хуже, чем эти покои. Как ты себе представляешь, чтобы я жила здесь?! — спросила я, краснея при одной только мысли о том, как Иво старался… Он ведь говорил, что у меня будут новые покои, но я, как всегда, не верила.
— Король Райлен согласен выделить тебе особую роль в клане Ашенхолд, — твёрдо произнёс Иво, стоявший за моей спиной. Его грудь прикасалась к моим лопаткам, я почти тонула в аромате его кожи — резком, диком, волнующем. Одна рука легла мне на плечо, и он склонился к самому уху: — Поэтому, если ты чувствуешь вину за такую роскошь и не хочешь становиться моей женщиной полностью, как хозяйка, работай усерднее. Берсерки по-прежнему с трудом идут на контакт.
Пока он говорил, его мизинец едва заметно касался моей шеи, вызывая такой шквал мурашек, что я с трудом различала слова. Поняла только одно — нужно работать. И я взялась за дело в полную силу, помогая Иво и наместнику Яреку с берсерками и даже работая на стройке, если для меня находилось дело.
— Как только король Райлен прибыл, Лилеану сразу же взяли под стражу, — сообщила мне на следующий день Ирма. — Отправили сперва в столицу, а потом и в Ксин’теру. Домой.
Я присвистнула, никак не ожидая, что леди Муради окажется преступницей. Её манеры, горделивая осанка, манера говорить — всё в ней выдавало настоящую аристократку, воспитанную в любви и восхищении.
— А что она сделала?
— Пыталась убить жену союзника короля и подругу самой королевы Даниэлы — герцогиню. Причём не один раз, а два! Да и барон д’Арлейн, тот самый её «жених», оказался бывшим мужем той самой герцогини. Единственная причина, по которой Лилеану сразу не кинули в темницу, заключалась в том, что она заявила о своей беременности — якобы от него.
Вот тебе и невинная аристократка.
Чего у Лилеаны Муради было не отнять — так это упорства. Она не только избежала темницы, но и несколько раз оказывалась в рабстве, каждый раз убеждая работорговцев в своей высокой ценности. Её перепродавали другим, но всегда обращались с ней бережно.
И чему-то у неё действительно стоило бы поучиться. Например, не размениваться на сомнения.
Я не могла представить себе будущее в Ашенхолде… без Иво. Не замечала других мужчин — ни симпатичного молодого воина Эйлунда, ни берсерка с кроликом, который постепенно становился предводителем пещерных людей.
Но глупая гордость и упрямство не позволяли мне отпустить всё, что случилось с нами в прошлом, несмотря на то, что я видела: Иво делает всё, чтобы я чувствовала себя как дома и не ощущала себя обязанной. Казалось, он заранее знал каждую мою мысль, предугадывал все возражения, появлялся именно там, где мне хотелось бы его видеть — и при этом не пытался вынудить меня принять решение о нас.
Единственное, с чем он не мог мириться, — это с отсутствием прикосновений. И в этом он был откровенен. Каждый раз, когда мы случайно оставались наедине, он касался меня — шеи, запястий, ключиц — так, что я почти растекалась под его пальцами.
Но дальше он не заходил. Только предупреждал:
— К полной луне я не буду таким терпеливым и понимающим. И ты — тоже, — почти прорычал он, медленно проведя пальцем по выемке у меня на шее. — И не смей приближаться к берсеркам в это время.