– Фигура всем известная! «Мулине» с пируэтом! Только белыми нитками шито, – пробормотала она, почему-то оперируя терминами фехтовальщиков и швей, словно я собиралась не на свидание с жителями потустороннего Парижа, а на бой, сопровождаемый вышиваниями крестиком.

Думать об этом было некогда, потому что у входа во дворец меня ждал Люрор де Куку. Я чувствовала, что всё самое важное он скажет мне позже наедине, а пока нас ожидало долгое театральное действо, коим и являлась любая политическая акция.

К народу мы вышли рука об руку, вызвав восхищённые возгласы толпы. Наш путь был усыпан розами, причём в буквальном смысле, благодаря стараниям жителей. Розы, правда, были чёрными и сухими, но в данном случае не служили эмблемой печали. Околдованная мрачной красотой и фантасмагоричностью момента, я ещё не решила, символом чего они могли стать для меня.

Строгое, но роскошное чёрное облегающее платье со смело открытой спиной, оттенённое сверкающим алым кленовым листом у меня на груди и кровавым подбоем, эффектно вспыхивающим, словно пламя, при каждом шаге, было верхом совершенства. Передвигаться в нём из-за довольно сильно обтягивающей бёдра юбки и длинного шлейфа представлялось возможным только мелко семеня рядом с некромантом, словно гейша или Мортиша Аддамс. Идти подобным образом было настоящим испытанием для меня, поэтому первые минут пятнадцать в новом образе я посвятила стараниям не сбиться с ритма и не клюнуть носом в пол, наступив на край струящейся тьмы подола.

– Вы великолепно держитесь, Ваша Созидательность! – ободряюще шепнул мне Люрор де Куку, когда я, уже выбиваясь из сил, собиралась слегка ссутулиться под грузом общего всенародного восхищения.

– Давайте оставим этот жуткий официоз и в личных беседах выберем какое-то более спокойное обращение ко мне, а не это пафосное «Ваша Созидательность»! – проворчала я, мгновенно расправляя плечи.

– Хорошо, – улыбнулся некромант. – Как же вам угодно обозначить себя на этом жизненном витке?

– Называйте меня просто по имени, – сказала я. – Это возможно?

В голове предательски крутилось совершенно другое обращение ко мне, звучавшее из уст Люрора де Куку: «ма флёр». В прошлый мой приход оно казалось мне вызывающим и панибратским. Неужели сейчас мне хотелось, чтобы мой фиктивный жених продолжал называть меня так?! Этот вопрос я постоянно задавала себе, пытаясь понять, что происходит, и не могла на него ответить.

– Конечно! При условии, что вы тоже будете обращаться ко мне по имени, Эжени. Мы ведь не чужие люди! И наш прежний уговор: никогда не лгать друг другу, тоже останется в силе! – весело сказал Люрор де Куку (Хорошо, что хотя бы мои мысли не были для него открытой книгой!).

Эта его практика мгновенно выставлять свои требования в ответ на условия визави очень напоминала контратаку в поединке на шпагах. Возможно, Мария Медичи не ошибалась, упомянув фигуру «мулине» и пируэты. Мне ничего не оставалось, как только ответить:

– Авэк плезир! – что означало: «с удовольствием!», хотя, возможно, в контексте поединка уместнее звучало бы «а вотр сервисе!» («к вашим услугам!»).

Торжественное шествие завершилось, когда мы дошли до потрясающе красивого траурного экипажа, одного из тех, которые неизменно находились в тренде у некромантов, а тот, который дожидался меня и моего спутника, был просто произведением искусства, напоминая мини-дворец. Такой эффект достигался за счёт элементов декора на кузове, выполненных в виде изящных башенок и крестоцветов. Вызывали восторг и многослойные чёрные шторы с эффектными драпировками, ревниво закрывавшие окна. Люрор де Куку помог мне подняться по висячим ступенькам в неожиданно алое бархатное нутро экипажа и, войдя следом, плотно закрыл дверь.

Когда чёрный «дворец» на колёсах мягко тронулся с места, мой фиктивный жених, удобно устроившись напротив меня на алом сиденье, вкрадчиво произнёс:

– Как я и думал, годы в мире живых пошли вам на пользу, Эжени! Вы расцвели, набрались опыта, стали шире смотреть на вещи. Я восхищён!

От его слов, а главным образом – от пристального взгляда, мне на мгновение стало как-то не по себе, но я не подала виду, быстро справившись с волнением. Мне ли заливаться краской от знаков внимания мужчины, пусть даже такого привлекательного и опасного? Чай, не шишнадцать мне уже, а осьмнадцать, как-никак, в четвёртый раз стукнуло! Плавали, знаем!

– Благодарю вас! – сказала я и, собравшись с духом, добавила с озорной улыбкой, – Люрор! Чем больше я узнаю вас, тем чаще думаю: какой вы удивительный человек!

Это заставило некроманта плотоядно усмехнуться. Мы словно заново знакомились друг с другом, и это было потрясающе интересно и волнующе!

– А, кстати, куда мы едем? – спросила я, пытаясь приподнять чёрный бархат занавесок, чтобы выглянуть из окна экипажа.

Но не тут-то было! Тяжёлые драпировки не сдвинулись с места, не желая нарушать конспирацию.

– В одно волшебное место, где никто не помешает нам отпраздновать нашу встречу и поговорить о самом главном, – сказал Люрор де Куку.

Мы вышли из экипажа у Музея изобразительных искусств, а затем по длинной каменной лестнице спустились вниз, прямо к Сене. Вид отсюда был просто мистический! Река казалась застывшим чёрным стеклом. По поверхности стелился тёмный туман, а горящие в сгущающихся сумерках фонари живописно отражались в не тронутых волнами водах, словно горели сразу в двух мирах – реальном и отражённом. Подойдя к самому краю берега, одетого в камень, Люрор де Куку вдруг решительно ступил на пелену тумана, словно она и воды реки превратились в твердь, и подал мне руку.