Сестра кардинала, Николь дю Плесси, была сумасшедшей – у современников это не вызывало сомнения. Это не помешало ей выйти замуж за маршала де Майе-Брезе и родить ему дочь, Клер Клеманс. У девочки были явные признаки безумия: у нее все время мерзло небольшое место на руке повыше запястья, и она капала на него смолой. Кроме того, Клер боялась садиться, полагая, что ее зад стеклянный. Когда ей было тринадцать лет, Ришелье устроил ее брак с сыном принца Конде, герцогом Энгьенским, из-за чего род Конде пресекся. Брат Ришелье Альфонс тоже был немного не в себе: именно из-за него Арману пришлось стать священнослужителем, ведь Альфонс отказался от уготованного ему места епископа Люсонского, чтобы постричься в монахи под именем брата Ансельма, а доход от епископства был жизненно нужен семье. Наконец, сам Ришелье мог с конским ржанием бегать на четвереньках вокруг стола, воображая себя лошадью, а иногда, в минуты сильного эмоционального возбуждения, издавал резкие звуки, напоминающие собачий лай.

Суровая жизнь не способствовала душевному здоровью, однако любые формы помешательства считались происками нечистой силы – или действием Провидения. Даже истерика рассматривалась как одержимость. Известен случай массового психоза – одержимости бесами монахинь-урсулинок. Эта напасть приключилась с ними в 1633 году, и монахини обвинили Урбана Грандье (которому было отказано в руководстве монастырем) в том, что он навел на них порчу, околдовав при посредстве лавровой ветви, брошенной на территорию монастыря. Грандье сожгли на костре, а урсулинкам потребовалось еще много сеансов экзорцизма, молитв и постов, чтобы наконец «изгнать из них бесов».

Истерики нередко случались и со знатными дамами: поводов для депрессии у них было предостаточно. Анна Австрийская как-то упала во время прогулки и поранила себе лицо; после у нее случился выкидыш. Злопыхатели стали распускать слухи, что королева страдает падучей. У Людовика XIII бывали затяжные приступы ипохондрии, когда он становился просто невыносим; кроме того, он с детства заикался.

Войны, моровые поветрия, бедность, порождающая болезни, – все это не способствовало долголетию. Ришелье скончался пятидесяти семи лет от роду, Людовик XIII не дожил до сорока двух… Впрочем, нельзя сказать, что дожить до старости было такой уж редкостью. Герцог де Ла Форс (Жак-Номпар де Комон), маршал Франции, имевший восьмерых сыновей, повторно женился в девяносто лет (правда, вскоре после того умер). Его старший сын Арман де Комон, тоже ставший маршалом и участвовавший во множестве сражений, прожил девяносто пять лет, а его брат Анри-Номпар де Комон, маркиз де Кастельно, – девяносто шесть. Герцог Эркюль де Монбазон (1568—1654), отец герцогини де Шеврез, женился на восемнадцатилетней Мари д'Авогур, когда ему было шестьдесят, и у них родились еще трое детей. Обретя полноту власти, Людовик XIII заявил, что будет править с помощью «бородачей» – советников, служивших его отцу, и вызвал в Лувр семидесятипятилетнего Виллеруа (он вскоре скончался), его ровесников Жаннена, дю Вэра и канцлера де Силлери (1544—1624). Последний коннетабль Франции Франсуа де Бонн де Ледигьер, талантливый военачальник, умелый дипломат, которого Генрих IV называл «хитрой лисой», прожил восемьдесят три года.

Несмотря на все невзгоды, люди не теряли жизнелюбия, и только благодаря этому Франция не обезлюдела.

Зимние месяцы перед началом Великого поста (январь-февраль) были временем свадеб – люди веселились, чтобы забыть о голоде и холоде. Согласно народным поверьям, праздновать свадьбу в мае не к добру («В мае жениться – век маяться»), не подходили для этой цели также июль, сентябрь и ноябрь – время сенокоса, сбора урожая и винограда. Само собой, в Рождественский и Великий посты свадеб не играли. Хорошими днями для вступления в брак были вторник, четверг и суббота, а вот в понедельник и пятницу от этого было лучше воздержаться. Два брата или две сестры предпочитали не идти под венец в один день: это предвещало несчастье. Число «9» считалось несчастливым, поэтому на 9-е, 19-е и 29-е свадьбу не назначали.

Невесты тогда еще не носили белых платьев, а облачались в праздничный национальный костюм. Фаты тоже не было. Цвет подвенечного платья мог быть каким угодно: от синего и коричневого до черного, как у уроженок Арля или Эльзаса, зато его украшали вышивкой, лентами и т. д. Хотя, как правило, девушка должна была сама приготовить себе приданое, сшить своими руками подвенечное платье было нельзя, иначе быть беде. Лучше всего, если платье, изготовленное на заказ, принесут в дом невесты в самое утро свадьбы.

Даже если церковь находилась в нескольких километрах от дома, туда полагалось отправляться пешком или в повозках со скамьями по бокам. Впереди шли деревенские музыканты; скрипки увивали лентами.

Венчание всегда происходило до полудня. Когда новобрачные опускались на колени перед священником, все примечали: если жених наступит коленом на платье невесты, то хозяином в доме будет он. Но на этот случай у девушек была своя хитрость: если невеста не собиралась оставаться на вторых ролях, то должна была согнуть палец, когда жених станет надевать на него кольцо.

Выход из церкви сопровождался разными ритуалами: молодожены должны были пройти под руку под аркой из цветов или перешагнуть через ленту, что символизировало их вступление в новую жизнь; новобрачной вручали сноп колосьев, которыми она должна была осыпать родственников своего супруга, дав тем самым понять, что собирается принести процветание в свою новую семью; в городах муж вручал жене ключ от их дома (если у них был свой дом), и она прицепляла ключ к своему поясу, и т. д.

В Бретани на свадьбу старались пригласить как можно больше народа: точно так же, как сельские работы выполняли сообща, обращаясь за помощью к соседям, на свадьбу собирались всей деревней. Праздник длился несколько дней, начинаясь в родной деревне невесты, куда гости отправлялись торжественным шествием под звуки волынок и взрывы петард. У входа в деревню через дорогу натягивали веревку, и за право прохода следовало уплатить несколько су.

За пиршественным столом мужчины сидели отдельно от женщин и детей. Хозяйки трудились у плиты несколько дней, чтобы наготовить на всю эту ораву. Каждый приходил со своим ножом, а иногда и со своим стаканчиком. Хлеб был всему голова, а в конце пира подавали бретонский десерт – крем-брюле. Нищих за стол не пускали, но выносили им угощение. До поздней ночи гости отплясывали во дворе, а на следующий день возвращались, чтобы продолжить пир.

В центральных провинциях во время свадебного пира молодожены должны были есть суп из одной миски. Затем новобрачной вручали три хлебца; два она отдавала своим родным, а третий – друзьям, что означало, что она будет в первую очередь кормить свою семью, но и друзей тоже не забудет.