– Максим, выходит, терпеливо его выздоровления ждал?

– Они с пеленок вместе. Конечно, как иначе? Слово дал. Говорю же, мужик растет. Ну а Егор-то до сих пор на больничном сидит. Надо же, как его эта ангина накрыла. Снегу, что ли, наелся? Вроде взрослые, но иногда такого учудят, нарочно не придумаешь!

– Значит, в лесу мальчики нашли сверток, принесли в сарай, – начала подводить итог Настя.

– Хорошо, что не в дом! – перебила ее Людмила Тимофеевна. – Хотя… может, тогда быстрее обнаружили бы. Вам же это важно?

– Очень, – хором заверили мы женщину.

– Вот я теперь и думаю: раз уж такая история с нами приключилась, то и про кольцо соседка-то, выходит, не врала. Чего только в жизни не бывает! – рассуждала хозяйка. – Ну а чья рука-то, девочки?

– Нашей коллеги, – ответила Настя.

– Горе-то какое! Как она теперь без руки?

Мы переглянулись.

– Ее нет в живых, Людмила Тимофеевна. Оттого нам очень важно поговорить с Максимом.

– Уж не думаете вы, что это они ее… убили?

– Ни на секунду, – соврала я, потому что и эту версию нельзя было сбрасывать со счетов. – Но мальчики могут помочь в расследовании, если найдут то самое место или расскажут еще какие-то детали того дня. Возможно, сами того не подозревая, они встретили убийцу.

– Батюшки! – запаниковала женщина. – Это что же, их могли… Ужас-то какой. Неужели маньяк?

– Надеемся, что нет, но чем больше деталей мы соберем, тем скорее найдем злодея.

– Вы уж постарайтесь!

Людмила Тимофеевна поднялась, помешала борщ в кастрюле, зачерпнула ложку и, предварительно подув, сняла пробу.

– Готово! – сообщила она. – Сейчас я вас и обедом накормлю!

– Спасибо, мы наелись, – поспешила отказаться я.

Входная дверь хлопнула, и вскоре в кухне появился высокий и худой мальчишка с раскрасневшимися щеками.

– Садись, сынок, – обратилась к нему женщина. – Только руки иди помой!

Мы поднялись, освобождая место у небольшого стола, и я попросила:

– Вы кормите ребенка, а мы пока в сарае посмотрим, если можно?

– Отчего нельзя! Да только увезли сверток-то.

Пришлось объяснить, что это необходимая процедура. Женщина сообщила, что сарай не заперт и мы можем туда отправиться.

– Только сильно там не бардачьте, девочки, а то потом мне влетит, что молоток не там или гвозди рассыпаны.

Заверив хозяйку, что после нас и комар носа не подточит, мы оделись и отправились в сарай. Здесь действительно царил образцовый для такого места порядок. Почти все стены занимали стеллажи с различными коробками и ящиками, на огромном верстаке аккуратно разложены инструменты, на стене прямо над ним на большом магните крепились ножи.

– Что думаешь? – поинтересовалась Настя, когда мы присели у верстака и внимательно огляделись.

– Слишком чисто, – заметила я.

– Думаешь, могли заметать какие-то следы?

– Скорее, просто намыли тут как следует, чтобы избавиться от запаха.

– Как считаешь, может у пацана двенадцати лет хватить терпения, чтобы не разворачивать сверток несколько дней и ждать выздоровления друга?

– Уверена, что такое возможно.

– Я бы с ума сошла от любопытства!

– В детдоме у меня было трое друзей. Мы были настолько близки, горой стояли друг за друга. Обещания для нас никогда не были пустыми словами. Думаю, что и Максим встретил такого товарища.

– Я не знала… Про твое детство.

– Хорошее было время, – призналась я. – Мне повезло и с детдомом, и с друзьями.

Тему развивать я не стала, и мы продолжили осматриваться. Так и не обнаружив ничего интересного, решили, что можно возвращаться в дом. Получаса ребенку должно было хватить для поглощения борща.

Парень успел уйти в свою комнату, куда Людмила Тимофеевна за ним сходила, и он снова вернулся в кухню. Сел на табурет и положил руки на стол.

– Мам, а конфеты остались? – спросил он.

– Так ты вчера последние сам и доел! – возмутилась она.

Настя открыла сумку и извлекла оттуда плитку шоколада.

– Любишь такой? – спросила она.

– А то! – Парень широко улыбнулся.

– Что вы? Зачем? – забеспокоилась Людмила Тимофеевна.

– Меня угостили, а я сладкое не ем. Фигуру берегу, – объяснила Настя и протянула Максиму шоколадку.

Тот глянул на мать и, не увидев в ее глазах осуждения, принялся вскрывать обертку. Зашелестела фольга, и вскоре мальчик уже отправлял первую дольку в рот. Вдруг он спохватился.