Гамаюн
вернуться

Бальмонт Константин Дмитриевич
Шрифт:
2
Нет, мой брат, не принимаю Гордый твой завет. Я иду к иному раю, Я люблю спокойный свет. Ежедневный, ежечасный, Свет души – на дне, Тем прекрасный, что, бесстрастный, Неизменен он во мне. Брат мой, кто ты? Что ты знаешь Обо всех других? Ты неярких проклинаешь, Я для них пою свой стих. Ты сказал, что я сияю В капельке, в росе, – Это я благословляю, Я желаю быть как все. Все мы капли в вечном Море, Нет различья в нас. Все мы боль таим во взоре В наш последний смертный час. Это – страшное проклятье: Презирать других. Всех люблю я без изъятья, Я для всех пою свой стих.

Три легенды

Есть лишь три легенды сказочных веков. Смысл их, вечно старый, точно утро нов. И одна легенда, блеск лучей дробя, Говорит: «О, смертный! Полюби себя». И другая, в свете страсти без страстей, Говорит: «О, смертный! Полюби людей». И вещает третья, нежно, точно вздох: «Полюби бессмертье. Вечен только Бог». Есть лишь три преддверья. Нужно все пройти. О, скорей, скорее! Торопись в пути. В храме снов бессмертных дышит нежный свет, Есть всему разгадка, есть на все ответ. Не забудь же сердцем, и сдержи свой вздох: Ярко только Солнце, вечен только Бог!

Драгоценные камни

Камень Иоанна, нежный изумруд, Драгоценный камень ангелов небесных, – Перед теми двери Рая отомкнут, Кто тебя полюбит в помыслах чудесных, – Цвет расцветшей жизни, светлый изумруд! Твердая опора запредельных тронов, Яшма, талисман апостола Петра, – Храм, где все мы можем отдохнуть от стонов В час когда приходит трудная пора, – Яшма, украшенье запредельных тронов! Камень огневой неверного Фомы, Яркий хризолит оттенка золотого, – Ты маяк сознанья над прибоем тьмы, Чрез тебя мы в Боге убедимся снова, – Хризолит прекрасный мудрого Фомы! Символы престолов, временно забытых, Гиацинт, агат, и дымный аметист, – После заблуждений, сердцем пережитых, К небу возвратится тот, кто сердцем чист, – Легкий мрак престолов, временно забытых! Радость высших духов, огненный рубин, Цвета красной крови, цвета страстной жизни, – Между драгоценных камней властелин, Ты нам обещаешь жизнь в иной отчизне, – Камень высших духов, огненный рубин!

Светлей себя

Прекрасен лик звезды с прозрачным взором, Когда она, не рдея, не скорбя, И зная только Небо и себя, Струит лучи нетающим узором, Средь дальних звезд, поющих светлым хором. Но как она светлей самой себя, Когда, воспламененным метеором, Огни лучей стремительно дробя, Горит – пред смертью, падает – любя!

Молитва о жертве

Пилой поющею подточен яркий ствол Еще не выжившей свой полный век березы. На землю ниспроверг ее не произвол, Не налетевшие прерывистые грозы. Она, прекрасная, отмечена была, Рукой сознательной для бытия иного: – Зажечься и гореть, – блестя, сгореть дотла, – И в помыслах людей теплом зажечься снова. Но прежде, чем она зардеет и сгорит, Ей нужен долгий путь, ей надо исказиться: – Расчетвертована, она изменит вид, Блестящая кора, иссохнув, затемнится. Под дымным пламенем скоробится она, И соки жил ее проступят точно слезы, Победно вспыхнет вдруг, вся свету предана, – И огненной листвой оделся дух березы! Я с жадностью смотрю на блеск ее огня: – Как было ей дано, погибшей, осветиться! – Скорее, Господи, скорей, войди в меня, И дай мне почернеть, иссохнуть, исказиться!

Путь правды

Пять чувств – дорога лжи. Но есть восторг экстаза, Когда нам истина сама собой видна. Тогда таинственно для дремлющего глаза Горит узорами ночная глубина. Бездонность сумрака, неразрешенность сна, Из угля черного – рождение алмаза. Нам правда каждый раз – сверхчувственно дана, Когда мы вступим в луч священного экстаза. В душе у каждого есть мир незримых чар, Как в каждом дереве зеленом есть пожар, Еще не вспыхнувший, но ждущий пробужденья. Коснись до тайных сил, шатни тот мир, что спит, И, дрогнув радостно от счастья возрожденья, Тебя нежданное так ярко ослепит.

От бледного листка

От бледного листка испуганной осины До сказочных планет, где день длинней, чем век, Все – тонкие штрихи законченной картины, Все – тайные пути неуловимых рек. Все помыслы ума – широкие дороги, Все вспышки страстные – подъемные мосты, И как бы ни были мы бедны и убоги, Мы все-таки дойдем до нужной высоты. То будет лучший миг безбрежных откровений, Когда, как лунный диск, прорвавшись сквозь туман, На нас из хаоса бесчисленных явлений Вдруг глянет снившийся, но скрытый Океан. И цель пути поняв, счастливые навеки, Мы все благословим раздавшуюся тьму, И, словно радостно-расширенные реки, Своими устьями, любя, прильнем к Нему.

Призраки

Птичка серая летает Каждый вечер под окно. Голосок в кустах рыдает, Что-то кончилось давно. Звуки бьются так воздушно, Плачут тоньше, чем струна. Но внимают равнодушно Мир, и Небо, и Луна. Над усадьбою старинной Будто вовсе умер день. Под окошком тополь длинный До забора бросил тень. Стало призраком свиданье, Было сном и стало сном. Лишь воздушное рыданье Словно память под окном. Эти звуки тонко лились Здесь и в дедовские дни. Ничему не научились Ни потомки, ни они. Вечно будет тополь длинный Холить траурную тень. В сказке счастья паутинной Раз был день, и умер день.