Шрифт:
Медиум и его ассистентка были впечатлены. Червячок что-то тихо промямлил, а Клавдия добавила гораздо более мирным тоном:
– Конечно, мы пришли без предупреждения, но все-таки… Игорь так горячо вас рекомендовал…
– Добрый день, простите за беспокойство. – Стас молниеносно оценил Клавдию, и поскольку он остался к ней равнодушен, Александра сделала вывод, что Клавдия не вдова. Скульптор реагировал только на юных моделей и на вдов. Остальные женщины его интересовали только в том случае, если они работали в винно-водочном магазине. – Мне тут надо…
Достав из холодильника ополовиненную бутылку, он с живой благодарностью посмотрел на Александру. Ухватив последнее яблоко, Стас с победным видом удалился. Вскоре из мастерской послышалось негромкое пение. Настроение скульптора улучшалось с каждой секундой.
–Давайте назначим день, и я к вам приеду,– скрепя сердце пообещала Александра. Ей не терпелось выпроводить диковинную пару, а также избавиться от Стаса, который явно начал обживаться в ее мастерской.– Сегодня никак не могу. Да и в принципе… Я с каким-то подобием мистики имела дело всего однажды, когда продавала коллекцию одного московского алхимика. Он жил неподалеку, на Яузском бульваре. Именовал себя бароном Варнбюллером. Этакий московский граф Сен-Жермен, искатель философского камня [2] .
2
Анна Малышева. «Дом у последнего фонаря».
– Это не Дмитрий Лыгин был, часом?! – воскликнул чрезвычайно оживившийся медиум.
– Он самый, – призналась Александра. – Я удивлюсь, если на Яузском бульваре жил еще один алхимик и некромант такого масштаба. Хотя в Москве бывает всякое.
– Это мой учитель! – с пафосом произнес Леонид, прижимая руки к груди. – С его помощью я вошел в свой первый транс. Так вы знали барона?
– Лишь в последний год его жизни, – сдержанно ответила Александра.
– Он умер так ужасно, – прошептал Леонид, закрывая глаза. – По Москве ходили разные слухи, говорили о черной магии, о ритуальном убийстве… Я входил в транс, пытался что-то увидеть и каждый раз видел лестницу и нож.
Александра молчала. Память о тех давних событиях, во многом изменивших ее жизнь, воскресла с пугающей ясностью. Она снова видела черные смоляные глаза Лыгина, слышала ироничный, насмешливый голос, изрекающий парадоксы, низвергающий истины.
– Лестница и нож там участвовали, – отрывисто подтвердила она. – Но об этом в конце концов стало известно многим. Ведь было громкое уголовное дело.
– Барона убивали трижды, – проговорил Леонид, не открывая глаз. – И там были еще мертвые черные птицы…
– Ты волнуешься? – Клавдия положила сильную руку на плечо спутника. – Сейчас не время и не место.
Тот замер, только под опущенными голубоватыми веками быстро двигались глазные яблоки. Это производило жуткое впечатление, словно слепой безуспешно пытался прозреть. Александра взяла со стола телефон:
– Дайте ваш номер, я позвоню, как только освобожусь и буду готова приехать.
Клавдия, не снимая руки с плеча своего безмолвного кавалера, продиктовала номер мобильного телефона и уточнила:
– Это мой. У Леона телефона нет, он мобильниками не пользуется. Я бы тоже с удовольствием отказалась, это грубое нарушение вибраций. Но сами понимаете, невозможно. Клиенты, запись на прием, заказы… Ведь все на мне. Что же, до встречи!
Она повлекла Леонида-Леона к двери. Тот, внезапно открыв глаза, в упор посмотрел на Александру:
– И вы там были, когда барон погиб!
Художница содрогнулась всем телом, желудок словно наполнился ледяной кислотой. «Вот этого он ниоткуда не мог узнать!»
– Я позвоню, – сказала она Клавдии, подходя к двери и поворачивая ключ в замке. – В самое ближайшее время. Возможно, завтра.
– Горел фонарь, – уже в дверях сообщил Леонид, не сводя с художницы неподвижного взгляда. – Была абсолютная тьма, и в ней горел один фонарь. Вы видели это.
– Ты волнуешься, – повторила Клавдия и буквально выволокла медиума на лестничную клетку.
Александра поспешила закрыть за ними дверь. Сердце сильно колотилось, она облизывала пересохшие губы. «Он говорит то, что действительно было, но это ничего не значит! – твердила про себя художница. – Если он был учеником Лыгина, то вращался в самых ближних кругах, где знали такие подробности. Мог общаться и с его женой, и с дочерью. Хотя они жили отдельно. Но могли быть и другие связи. В любом случае, это производит сильное впечатление, да».
Она залпом выпила стакан воды и вернулась в мастерскую. Стаса она застала стоящим перед окном, меланхолически оценивающим на просвет остатки водки в бутылке.
– Знаешь, что я думаю? – Заслышав ее шаги, скульптор обернулся. – Не надо мне сейчас соваться к Марье. Пойду сразу к Юлии. Как думаешь, она обрадуется?
– Я будущее предсказывать не умею, – мрачно ответила Александра. – От тебя зависит.
– Скажу, что в больнице три месяца с язвенным колитом лежал, а телефон украли, – вдохновился Стас. – Номеров наизусть, само собой, не помню, вот и не звонил. Тогда она меня пожалеет!