Жердин поизгалялся над нами как насильник-садист над юной профурсеткой. Если бы не наказ Сереги держать себя в руках, я бы такое ему сказал… А после этого хоть трава не расти.

Но мне все же удалось взять себя в руки, и я, глупо хлопая ресницами, почти час лепил горбатого, притом настолько искусно, что Жердин, который был хорошо знаком с моими штучками, так и не смог укусить меня пусть даже за заднее место.

Когда наше рандеву было окончено, майор пыхтел от злости, словно паровоз, а на его лице выступил нездоровый румянец – предвестник апоплексического удара.

Он нутром чуял, что я вру безбожно, однако доказать, что это именно так, не мог. Та же история случилась и с Платом. За одной разницей – Серега, в отличие от меня, мог себе позволить во время общения с Жердиным фамильярный тон.

Если честно, то майор не запер нас в каталажку только по одной причине – он знал, что у нас есть хорошие покровители из высоких милицейских чинов, бывшие сослуживцы и ученики Серегиного отца. А ссориться с генералами простому оперу как-то не по масти.

Мы не стали дожидаться, когда закончатся все следственные действия. Впрочем, нас никто и не удерживал, даже элементарное любопытство, присущее роду человеческому. Мы и так уже узнали все, что нам было нужно. И даже немного больше.

Теперь следовало всю эту мешанину из фактов и домыслов переварить.

Усевшись на нашего верного Росинанта «девятой» модели, рожденного в городе Тольятти, мы медленно покатили вдоль улицы престижного дачного поселка.

Это, конечно, был не Залив, здесь селились людишки поплоше, – то есть, победней – те, у кого все же не хватало до десяти миллионов «зеленью» нескольких центов. Этот дачный рай даже не имел нормального названия. Он так и назывался – Дачи.

– Добавь газу! – прикрикнул на меня Плат, который нервно курил и плевался через окно как верблюд. – Что ты ползешь, как навозный жук!?

– Хочешь сказать – скарабей? Я польщен. У древних египтян этот жучок был священным.

– Ты как моя бывшая, – сердито сказал Серега. – Скажешь ей одно слово, а она тебе в ответ десять. Нужно побыстрее сваливать отсюда, пока Жердин не передумал, и нас не догнали. Уж очень он тобою недоволен.

– У нас с ним взаимные чувства. Единственный мент (да и тот в отставке), которого я могу терпеть, это ты, Плат. Не дуйся, шучу… Ну не люблю я легавых и все тут. И не только их, но и всех начальников. У меня другой менталитет. Мое кредо – полная свобода личности.

– Ты анархист, – буркнул Плат. – Махновец.

– Возможно. Не спорю. А что касается медленной езды, то сейчас мы вообще остановимся. Вот здесь. Очень даже уютный уголок. И машина спрятана от любопытных глаз, и дача Кирика отсюда видна как на ладони.

– Зачем она тебе? Что ты там хочешь увидеть?

– Тех, кто грохнул Кирика.

– ?…

– Похоже, Жердин совсем тебя затупил. Кто мне недавно говорил, что тут кругом видеокамер, как грязи? То-то. У тебя бабки есть?

– Да.

– Сколько?

– Рублями примерно пару тыщ…

– Рубли оставь, – сказал я нетерпеливо. – Я имею ввиду «капусту».

– Долларов триста-четыреста…

– Давай их сюда. Надеюсь, хватит.

– Что ты задумал?

– Видишь, вон видеокамера торчит? Большая.

– Ну, вижу.

– Она нацелена прямо на дачу Клычкова. Там как раз поворот дороги и хорошо видны все проезжающие машины. Уверен, что эта камера не только подглядывает, но и записывает увиденное. И устройства для записи, скорее всего, находятся на пульте охраны этой виллы. – Я похлопал ладонью по кирпичному забору, возле которого припарковал свою «девятку».

– Намереваешься уболтать охранников? – сообразил Плат.

– Возьму их если не мытьем, то катаньем, – сказал я, зловеще ухмыляясь.

– И не думай! – подскочил, как ужаленный, Серега, хорошо знакомый с моими «методами» улаживания споров и конфликтов. – Иначе точно загремишь под фанфары.

– Да ладно тебе, я пошутил. Постараюсь обстряпать все в лучшем виде. А ты сиди здесь и бди. За рулем. Машину держи под парами, чтобы сразу с места в карьер, ежели что.

– Стас, я тебя очень прошу…

– Да понял я, понял. Согласен – нам лишний шум ни к чему. Все, отчаливаю…

С этими словами я покинул салон «девятки» и пошагал вдоль забора к воротам. В отличие от остальных, они были кованы – как в Зимнем дворце. Может, потому, что дача была расположена в глубине территории, и от нескромных глаз ее закрывал строй голубых елей.

Красота…

Я подошел к воротам и крикнул:

– Ау, люди! Впустите бедного пилигрима, который идет в Иерусалим поклониться гробу Господню.

– Чего? Какой такой пилигрим?