Эту активационную фразу Кин произносил в конце каждого задания.

Прошло две минуты. Сто двадцать застывших мгновений.

Подождав, Кин повторил те же слова. Миновала секунда, еще две, а затем все расплылось. Прищурив глаза, Кин смотрел прямо перед собой. После активации должна появиться тактильная голограмма. Та же, что всегда.

В нескольких дюймах от лица он буквально видел полупрозрачные линии оранжево-голубого дисплея ввода-вывода. Чувствовал физический отклик, слышал, как щелкает виртуальная клавиатура при вводе кодов доступа и подтверждении статуса задания отпечатком большого пальца.

Видел, слышал, чувствовал, но только в воображении. Интерфейс не появился. Невозможно подать сигнал о завершении миссии.

Из аптечки первой помощи Кин выхватил маленький черный прямоугольник:

– Сканер жизненных показателей.

Перед глазами всплыли голографические символы. Температура тела (слегка повышена из-за ранения), частота ударов сердца (то же самое), уровень гидратации организма (понижен), интенсивность дыхания (в норме), кровяное давление (стабильное). Все это должно было подтвердить личность сотрудника и запустить генератор тепловой энергии для маячка.

С коротким гидравлическим шипением из прибора выскочила тонкая черная палочка. Плазменный скальпель цилиндрической формы. Кин сжал его крепко, до боли в пальцах. Так, приставить инструмент двумя дюймами выше огнестрельной раны. Сделать диагональный разрез на семь-восемь дюймов сверху вниз, чуть наклонив рукоятку к себе.

Теоретически, если в маячке сохранилась хотя бы крупица энергии, в систему отслеживания командного центра – то есть в две тысячи сто сорок второй год – немедленно поступит сигнал. При контакте с воздухом маячок, прежде чем выключиться раз и навсегда, сообщит об успешной попытке извлечения.

Кин накалил скальпель. Вонь горелого мяса оказалась еще невыносимее, чем боль при медленном прожигании тела.

«Но если маячок уже отключен, у меня лишь добавится ран. А условия для полевой хирургии здесь далеко не идеальные. Особенно в отсутствие базовых медикаментов».

Жаркий луч скальпеля исчез.

Полотенце. Вода. Зажать рану, нанести заживляющий гель, наложить бинт. Хорошенько обдумать следующий шаг. Если рассуждать логически, через два дня закончится двухнедельный срок, отведенный на выполнение задания в тысяча девятьсот девяносто шестом, после чего командный центр начнет сканировать эфир в поисках возвратного сигнала. Обычно Кину импонировал строгий регламент БТД с его политикой «день в день», благодаря которой сотрудники избегали преждевременного старения. Но теперь это означало, что целых двое суток предстоит мучиться вопросом: а что, если?..

Не обнаружив сигнала, подсказывал здравый смысл, эвакуаторы БТД найдут агента и заберут домой. Даже без геопозиционирования сделать это проще простого, ведь бюро имеет доступ ко всем цифровым записям в истории человечества.

Да, именно так и будет. Его не бросят здесь, в девяносто шестом.

Ведь не бросят?

Наложив чистую повязку, Кин прислонился обнаженной спиной к стене, соскользнул на пол и шумно выдохнул, ощутив на плечах тяжкое бремя.

На ум пришел новый вариант. Пожалуй, единственный: сохраняй спокойствие, жди и наблюдай.

Будущее покрыто мраком. От этой мысли свело все мышцы в теле. Стон Кина эхом отозвался от тонких грязных стен.

Освещение здесь было скверное, но натренированный глаз приметил за унитазом какой-то крошечный предмет. Претерпевая жжение в боку, резь в коленях и колики в животе, Кин дрожащей рукой дотянулся до него и придвинул к себе.

Монетка.

Игнорируя боль, что расползалась по избитому телу, превозмогая страх, очевидность которого не хотелось признавать, Кин негромко рассмеялся. Один цент. Самая бесполезная наличность в девяносто шестом. Или какой-то знак. Символ. Пенни.

Он зажал находку в кулаке, и ее края впились в ладонь.

На него снизошло спокойствие. Дыхание и сердцебиение вернулись к нормальному ритму. Этот косвенный намек на прошлое – или, в зависимости от точки зрения, на будущее… В нем непременно что-то есть.

Надежда. Ну конечно. Иначе зачем ему эта монетка?

В прошлом Кин Стюарт был секретным агентом и путешественником во времени.

С тех пор минуло восемнадцать лет плюс-минус пара месяцев. По крайней мере, так подсказывало чутье. Но даже теперь Кин толком не знал, где он и что случилось. Не говоря уже о том, кто он вообще такой.

Кин открыл глаза.

Огни. Свет и твердый бетон. Ноющая боль в коленях. Холодно щеке и уху.

Автомобильный гудок.

Голоса. Две женщины – далеко, потом все ближе. Одна определенно моложе другой. Обе взволнованы, говорят короткими фразами.

– Кин? Кин! Ты в порядке? – сказала та, что старше.

– Позвонить в службу спасения? – спросила вторая, помладше.

В каждом ее слове звенела паника.

– Ну же, ну, вставай! Ты меня слышишь?

– Ему нужен врач!

Мир снова потускнел и вдруг обрел резкость. Кин закрыл глаза, отдышался и через силу попробовал вспомнить, что произошло. Наверное, его кто-то ударил, и он лишился чувств.