Шрифт:
– Ну ладно. Твоя очередь, – сказал Маркус.
Голограмма исчезла, и оба теперь стояли под черным небом.
– Готов к путешествию сквозь время? – спросил Маркус, развернулся и, несмотря на темноту, прочел все у Кина в глазах и вылупился на него. – Что ты…
Не дав ему договорить, Кин взял Маркуса в усыпляющий захват. Строго по учебнику. Подбородок Маркуса впился ему в локтевой сгиб, ноги забились в пыли, а Кин надавил на сонную артерию – вернее сказать, попытался, поскольку Маркус не обмяк. Напротив, он забился, захрипел и врезал Кину локтем по ребрам.
– Кин! – выдавил Маркус. – Хватит!
Он упал на колени, подняв облако пыли.
То ли Кин чего-то не учел, то ли разучился проворачивать подобные фокусы: вместо того чтобы лишиться чувств, Маркус извернулся и с трудом выговорил:
– Мы же друзья. Считай, родные люди.
– Ошибаешься. Друг никогда не поступил бы так, как ты.
Кин надавил коленом ему на спину – выключайся же, ну!
– …И ты мне не родной.
– Пх… Пех…
Похоже, дело шло на лад. Маркус обмяк, хотя еще пытался дышать.
– Мое место не в будущем, а здесь. Вместе с семьей.
– Пен…
– С моей семьей. Я должен остаться. Ради Миранды.
Стоявший на коленях Маркус заерзал из стороны в сторону, набирая воздух для последнего слова.
– Пенни.
В голове грянул гром. В глазах потемнело, ноги подкосились, и Кин схватился за виски, пытаясь изгнать грозу из черепной коробки.
Освободившийся Маркус отскочил в сторону и повторил:
– Пенни.
Это слово… Его хватило, чтобы в голове у Кина забурлило светошумовое варево.
– Пенни.
Кин упал на спину. Ноги поджались, как у эмбриона. Во всем теле запульсировал невидимый отбойный молоток.
Слово «пенни» он слышал далеко не впервые. Почему же оно так действует, когда его произносит Маркус?
Кин не видел его лица, но, сражаясь с жестяным звоном в голове, услышал извиняющийся голос:
– Прости, что пришлось так с тобой обойтись. Сейчас помогу.
Кин с трудом приоткрыл один глаз. Маркус приближался к нему со шприцем в руке.
– Не надо, – тяжело выдохнул Кин и откатился в сторону, приминая траву и отбиваясь ногами от чего-то бесформенного.
На него навалился тяжелый груз, и шею кольнуло чем-то острым.
Инъекция подействовала моментально. Осколки ледяного взрыва разлетелись по кровотоку.
Перед отключкой Кин услышал, как Маркус бормочет под нос:
– Да, монетка и впрямь счастливая.
Когда Кин открыл глаза, его запястья горели огнем. Зрение привыкло к виду ночного неба. Он даже сумел отдышаться, глядя, как стоящий на коленях Маркус возится с настройками темпорального ускорителя. Кин понял, что его руки примотаны к прокси-рукояткам – или как там они называются – чем-то наподобие старой веревки, а тело плашмя покоится на пыльной земле.
Да, прокси-рукоятки. За них надо покрепче держаться, путешествуя во времени, чтобы перемещение увенчалось успехом.
Вернулись новые воспоминания. Сначала технические подробности при взгляде на оборудование, а затем другие, не требовавшие аудиовизуальных триггеров. Просто возникли в сознании сами собой.
– Ты что, связал меня?
– Ага. Извини. И прости, что пришлось воспользоваться словом на букву «п».
Маркус застегнул лежавшую у ног сумку и выпрямился:
– Я сжульничал. Ты не был готов услышать это слово, произнесенное знакомым голосом.
– Что все это значит? «Пенни»… Проклятье, это всего лишь монета. Один цент.
– Не могу сказать. – Стараясь не смотреть Кину в глаза, Маркус закусил губу. – Таковы правила. Ты должен вспомнить все самостоятельно. Твой мозг не готов к осмыслению обеих эпох. Первый укол помог тебе, а второй должен ускорить дело. Он, если можно так выразиться, снимет воспаление мозга. Расширит границы сознания. Ты многое вспомнишь, и эти воспоминания уже не вызовут тошноты. Вот смотри.
Он снял колпачок шприца, обнажив короткую иглу в защитном металлическом кожухе.
– Сейчас я тоже приму лекарство. Без фокусов. Никакого риска.
Маркус вонзил иглу себе в шею, надавил на поршень, поморщился и убрал шприц.
– Все. Готово. Для меня это мера предосторожности. Для тебя – способ разбудить память. Но должен предупредить: когда это произойдет, ты можешь почувствовать боль.
Кин встал на колени, но все суставы казались какими-то разболтанными, существовали не вместе, а по отдельности. Он попробовал выпрямиться, но плечи зашлись тупым жжением, и он снова упал лицом в пыль.