Винделор. Книга вторая

После трагедии, что сломала Илая, они идут с караваном к Чёрному морю — туда, где, быть может, удастся найти новый дом. На этом пути нет спасения — есть лишь выбор: сломаться окончательно или стать кем-то новым. Сможет ли Илай вернуть себя? Сумеет ли Винделор нести своё тяжёлое бремя — и не утратить то малое, что ещё осталось от человека в человеке? Ответы близки. Но с каждым днём цена — всё выше.

Annotation

После трагедии, что сломала Илая, они идут с караваном к Чёрному морю — туда, где, быть может, удастся найти новый дом.

На этом пути нет спасения — есть лишь выбор: сломаться окончательно или стать кем-то новым.

Сможет ли Илай вернуть себя?

Сумеет ли Винделор нести своё тяжёлое бремя — и не утратить то малое, что ещё осталось от человека в человеке?

Ответы близки. Но с каждым днём цена — всё выше.

Винделор. Книга вторая

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 8

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 15

Глава 17

Глава 18

Глава 20

Глава 22

Глава 24

Винделор. Книга вторая

Глава 1

Глава 1

Зима властно вступила в свои права, раскинув над миром ледяное покрывало. Снег валил без устали — утром, днём, ночью, будто небо решило засыпать землю до краёв. Высокие сугробы, коварные и непроходимые, вставали на пути каравана, замедляя его продвижение с каждым шагом. Поговаривали, что сотни лет назад эти земли почти не знали зимы: мягкие ветра гуляли над зелёными равнинами круглый год, а цветущие поля тянулись до горизонта. Теперь же всё было иначе: холод пробирал до костей, а белая пустыня стирала всякий намёк на былое тепло, точно безжалостный художник, закрашивающий старый холст.

Вдалеке проступали горные вершины, их белоснежные шапки сливались с горизонтом, растворяясь в молочной пелене неба. Очертания пиков становились всё чётче, обещая близость цели. Две недели минуло с тех пор, как караван тронулся в путь к «Тридцать первому» — богатому городу, чьи ворота манили торговцев звонкой монетой и слухами о роскоши. Путь, если не считать редких стычек с голодными волками, что выли по ночам у стоянок, был на удивление спокойным. Лишь сугробы, громоздившиеся с каждым днём всё выше, вставали непреодолимой стеной, тормозя движение телег и заставляя караванщиков проклинать стужу.

Дни сливались с ночами, и белоснежная степь казалась бесконечной петлёй — однообразной, почти вечной. Зима стирала путь, точно белила на старом камне, смывая следы колёс и шагов. Здесь не было прошлого — ни следов, ни воспоминаний, ни намёков на былую жизнь. Холодный ветер, что нёсся над равниной, сметал всё, что могло напомнить о временах, когда эти земли были иными. Лишь изредка вдали мелькали тёмные силуэты чахлых лесов, точно призраки давно исчезнувшего мира. Ни заброшенных деревень, ни ржавых следов человечества — пустота властвовала так, будто люди никогда не ступали по этим землям.

Ночь выдалась ясной и морозной. Небо, свободное от туч, сияло чистотой, а звёзды — яркие, дерзкие — были единственным утешением для караванной стражи. Но не в эту ночь. Вой разорвал тишину, близкий и голодный, и тени волков мелькнули у крайних телег. Караванщики вскочили, хватая факелы и палки. Винделор, стиснув зубы, выдернул горящую ветвь из костра и шагнул к краю стоянки, размахивая огнём, что шипел в морозном воздухе, отбрасывая длинные тени. Волки отпрянули, их глаза сверкнули в темноте, но не ушли — кружили, выжидая, их дыхание клубилось паром в холодном воздухе.

Илай остался сидеть у костра, пальцы с иглой замерли над плащом. Он смотрел, как Винделор отгоняет зверей, но не двинулся с места. Когда-то, в другую жизнь, он встал бы рядом, взял бы факел, прогнал бы волков вместе с ним. Теперь же он был пуст. Пламя плясало в глазах Винделора, отражаясь в его зрачках, а Илай смотрел на него, как на чужой костёр, — с осознанием, что это тепло ему не принадлежит. Лишь когда тощий, отчаянный волк рванулся к телеге, юноша медленно поднял взгляд. Винделор метнул ветвь, и зверь с визгом отскочил. Тени зверей растворились в ночи, оставив лишь угасающий вой, что эхом разнёсся над степью. Тишина вернулась, тяжёлая, подёрнутая тревогой, словно тонкий лёд, готовый треснуть под ногами.

Караванщики, ворча и перебрасываясь короткими фразами, разошлись по местам, стряхивая напряжение. Винделор бросил взгляд на Илая, но тот уже опустил голову, продолжая шить, будто схватка была мимолётным ветром, не тронувшим его мира. Морозный воздух впитал запах гари от брошенной ветви, и костёр, потрескивая, вновь стал центром стоянки. Винделор, укутавшись в потрёпанный плащ, чьи края истрепались от ветра и дорог, подсел ближе к огню. Для него пламя было не просто теплом — оно было живой стихией, грозной и неумолимой. В дрожащих языках он видел отблески прошлого: горящие дома его детства, рухнувшие под натиском огня, крики, что до сих пор звенели в ушах, и пепел, оседавший на его ладони.

«Тепло — иллюзия. Оно согревает, пока не превратит тебя в пепел», — подумал Винделор, сжимая кулак, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь. Время не лечило. Оно лишь приносило новые зимы, скрывая старые пожарища под белым покрывалом. Он стиснул зубы, прогоняя видения, но взгляд его оставался прикованным к огню, словно в нём таилась разгадка.

Напротив, укрытый отблесками пламени, сидел Илай — юноша, чья жизнь, короткая, но бурная, оставила на нём глубокие шрамы. Смерть сестры, тяготы пути, а затем удар, что сломал его окончательно — потеря той, в ком он нашёл покой, — всё это выжгло из него былую яркость. Теперь он молчал, отвечая лишь короткими кивками, если к нему обращались. Подшивая меховую подкладку к плащу, он ушёл в себя, в тот внутренний мир, куда не было доступа никому. Но взгляд его вдруг поднялся к звёздам — острый, почти жадный, будто он искал в их сиянии что-то давно утраченное.