— Посторожу вещи. Иди. Тебе ничего не грозит.

Решил не спорить. Поскольку шлёпать по мелководью долго, вернулся лишь через час. Подруга успела натереться кремом и лежала попкой вверх, накинув майку на плечи, чтоб не обгорели. Рядом сел на корточки какой-то гиббон, что-то ей втирал, при виде меня разочарованно удалился.

— Сколько можно ждать?! Я за тебя волновалась. Уже мужчинки начали клеиться, этот — второй.

— Сама же сказала: тебе ничего не грозит.

Женщины страшно не любят, когда их ловят на ими же высказанных противоречиях, и возразить нечем.

— Не грозит — не означает, что можно бросать меня одну на час.

А во мне шевельнулось: к Оксане неминуемо бы прилепились, стоило бы отойти в раздевалку сменить мокрое на сухое.

— Хорошо, виноват безмерно, во всех грехах прошлых и будущих. Давай начну искупление прямо сейчас. Едем в Старую Ригу, найдём самое живописное кафе.

Сначала промахнулись, выскочили на главную улицу, кажется — имени Ленина, потому что вождь мирового пролетариата присутствовал в бронзовом воплощении и с надеждой глядел на восток. По-латышски звучит вроде «Ленина иелу». Что забавно, если отъехать несколько сот метров западнее, там находился другой памятник — худой женщине, держащей на тонких ручках три звезды, монумент свободы, он ещё довоенный, в отличие от Ильича. Получилось, Ленин повернулся к свободе задницей… Очень символично!

Сориентировавшись, я развернулся за председателем Совнаркома, и мы вернулись к началу улицы, как раз к Старому Городу, визуально совершенно не сочетающемуся с памятниками главному большевику, латышским стрелкам и прочим отметинам диктатуры пролетариата. Феодализм и Средневековье — тоже своего рода период диктатуры, но колоритнее внешне.

Столь известное место, на самом деле, занимает совсем небольшую площадь на берегу Даугавы, то есть Западной Двины. Там же находятся знаменитые Домский собор и церковь Святого Петра. Но поскольку места клерикальные, пусть духовно-далёкие католические, в нынешнем состоянии Лизы их посещать не хотелось, мы пообедали в стильном кафе, отдающем стариной, потом просто бродили по улочкам, силясь угадать, какие фильмы здесь сняты и где. Сразу вспомнились «Слуги дьявола», там мелькают башни церкви Святого Петра. Потом — «Большой янтарь». А главное, обнаружили «Швейцарию» и «Цветочную улицу», где вляпался в неприятности профессор Плейшнер из «Семнадцати мгновений весны».

— Как в загранице побывала! — восхищалась моя неизбалованная спутница, отщёлкавшая уже две плёнки в «Смене». — Вот бы в настоящую заграницу! В Польшу, например.

Я с трудом сдержал усмешку. Чуть более года назад мог без проблем лететь в Турцию или в Египет, что по деньгам, что по визовому режиму. А вот поехать в Латвию или другую страну Евросоюза порой сложнее, чем во времена СССР за «железный занавес». Самое смешное, вот это ненавязчивое и незатратное турне по западной части Советского Союза на примитивной «копейке», зато с милой девушкой рядом, приносило гораздо больше положительных эмоций, чем дорогостоящие путёвки на Красное или Средиземное море.

Главное — я молод, здоров, лучшее впереди. По крайней мере, на это хочется надеяться.

Быки и гонщики

Когда к тебе приближается быкующий субъект, весь в сознании своего превосходства и не поднявший руки в боевую стойку, главное, чтоб глаза не разбежались от многочисленных возможностей ему врезать — по шарам, селезёнке, в печень, в солнышко, по горлу, в глаза или по сопатке. Хочется всюду сразу и по несколько раз.

— Слыш, мужик. У тебя две запаски. Поделись, а?

— С радостью, брат, но не могу. Машина государственная, обе на мне числятся, удержат из зарплаты.

Он надвинулся с угрожающим пыхтением. Второй стал ближе к передку машины, наверно, на случай, если прыгну за руль и попытаюсь скрыться. Третий маячил чуть сзади.

Мы имели неосторожность остановиться у гастронома неподалёку от выезда из Риги. Когда выходили из магазина, обнаружили красную ВАЗ-2103 и этих субъектов, рассматривающих нашу раскрашенную. Сделав вид, что не замечаю их, открыл пассажирскую дверцу и втолкнул Лизу внутрь, сунув ей авоську с продуктами, сам прошёл к водительской стороне, где и подвергся буллингу.

Ребята были простые русские, матюкались безо всякого прибалтийского акцента, слово «буллинг» вряд ли слышали, незатейливо пёрли напролом. Точнее — один, двое выступали группой поддержки.

— Тогда гони бабло. Проезд платный!

— Сколько?

— Всё, что с собой.

— Прости, брат. Потратился.

— А если найду?

Вообще, в СССР 1970-х народ был более мирный, стволы не носил, очень изредка ножи и свинчатки, наркотой на улице не торговал, но шпана искала выход энергии, не выплеснув её в компьютерных играх. Эти были не подростки, скорее лет под двадцать. Студенты на чьей-то папиной тачке, искатели приключений на свою пятую точку.

— Считай, что уже нашёл.

Самый очевидный удар — по шарам, но он не панацея от всех бед, потому что ожидаемый, от него легко уклониться. Пузяка у быка была мощная, пивная, до требухи не доколотить, но никакой жир и мускулы не скрывают солнечное сплетение.

Я влепил троечку — горло, солнышко, нос. Не на убой, зачем нам уголовное дело, и только после этого, отступив для удобства, зарядил ему по генофонду. Обмен опытом: хуже всего бить в челюсть. Если удар не поставлен, и не вырубишь первым же хуком, бугай только тряхнёт головой и раскатает тебя в блин. Слишком сильно — челюсть переломится, что нежелательно, про уголовное дело уже сказал.