Пилоты кричали «сэнкс!», потом один объяснил, что уже две раллийных машины проехали, никто даже жалом не повёл в их сторону.

Вечером на бивуаке под тентом Валя усадила меня на складной стул и осмотрела ступню.

— Часов десять, говоришь, прошло? Считай — повезло. Если бы подцепил инфекцию, уже началось бы воспаление. В этих условиях всё быстро. Зачем босиком полез?

— Вспомнил фильм с Луи де Фюнесом. «Маленький купальщик».

— Ты — большой! — она наставительно ткнула пальчиком мне в лоб. — Что я Мариночке объясню? Что твой папка потерял стопу, купаясь на границе Алжира и Нигера? Она и слов-то таких не знает.

— Ва-ля! Ей только в мае год исполнится! Какие слова?

— Всё равно, — упрямо надула губки доктор-штурман. Или штурмано-доктор. Помазала зелёнкой, налепила пластырь, проследила, чтоб надел носок и обулся. — Она умненькая растёт. По глазам вижу. Серёж! Ничего, что я к вам часто забегаю? С Машкой сдружилась… Они обе у тебя классные.

С Машкой — не надо особого таланта, сеструха ко всем расположена, кто к ней хорошо. А у Маринки никто разрешения не спрашивает.

Хотя… У бабушки-тёщи на руках капризничает, мою маму-бабушку принимает охотнее. У Вали на руках засыпает. Узнаёт и признаёт.

А я предпочитаю гулять с малышкой в коляске. Сейчас, правда, не очень погуляешь, в Минске холодно. Только замотав в одеяльце по самые глаза.

Заметив мое настроение, спросила:

— Скучаешь по дочке?

— Само собой. Ни разу так долго не уезжал с тех пор как… Как Мариночка родилась.

Как Марина умерла. Я не сказал вслух, но и так ясно.

— Ничего. Скоро. Маша и твоя мама справятся.

— Анна Викентьевна, если что. И заводской профком. Года нет, а уже дочь полка.

— Анна Викентьевна, кстати… Меня она, похоже, ненавидит.

Вот новость! В тысячах километрах от дома узнаёшь интересные подробности.

Валентина не спешила откровенничать. Сидела на таком же стуле с брезентовой сидухой, задумчиво поправляла волосы. К слову, не срезала их спереди, как я просил «по технике безопасности», наоборот — отрастила длиннее и уложила в причудливое плотное сооружение в виде косы, начинающейся где-то у темени, сзади собранной. Не такое как у Юлии Тимошенко в виде корзинки для грибов без ручки, а причудливое и достаточно женственное.

— За что — ненавидит?

— Застала однажды, как я Марину пеленала, набросилась: совести нет, ещё год не прошёл, а уже к мужику липнешь. Своего ребёнка заводи и играйся.

— Ты обиделась и ушла?

— Да. Потом у Машки спрашивала — не собирается ли вторая бабушка к вам, чтоб случайно не встретиться, если приду.

— Странно ты липнешь, в моё отсутствие. Ну, тёще, наверно, виднее. Если тебя успокоит, ко мне тоже не благоволила, — я рассказал, как отрихтовал ОБХССника. — Прикинь, по её мнению гадкий Сергей хорошего Николая обидел. А потом сделал Марине беременность, от которой та умерла. Если для тебя имеет значение мнение Анны Викентьевны, я разрушил жизнь её дочери и, наконец, убил её. Как земля меня носит? Так что претензии к тебе — сущая ерунда рядом с моими грехами. И послать подальше мегеру не хочу, она мама Марины и бабушка Мариночки. Валь!

— Что?

— Мне надоело в себе колупаться. Плакаться в жилетку не люблю. Расскажи о себе. Если к нам захаживаешь, времени много. Живёшь одна? Или кто-то есть?

— Живу с подружкой. Проживаю, а не сожительствую, чтоб не было двусмысленности. Второй человек в доме лучше, чем кошка. Тася из клинической больницы, откуда я перешла на МАЗ.

— То есть — парня нет.

— Парня нет. Перед нами в клинике как-то выступала Наталья Волчок из минздрава республики, Тася спрашивает: удастся ли семейную жизнь устроить при такой-то нагрузке на работе? Та усмехнулась и говорит, что один её коллега предложил очень простой рецепт: наша девушка-врач должна быть как вся советская медицина — доступная и бесплатная.

— И вы — такие?

— Что бесплатные — в самую точку. Не умеем мужиков раскручивать на подарки и деньги. А Марина тебя ко мне ревновала.

Неожиданный переход.

— Разочарую. Как мишень для ревности ты далека от первой строчки. В Москве на ВДНХ ко мне подошла бывшая из Тольятти. Красивая как модель или кинозвезда. Одетая-накрашенная супер. Специально, наверно, готовилась, чтоб показаться во всём блеске, прочитав о нашем шоу с «березиной» и моём участии. А Марина увидела её подкат и сутки не могла успокоиться.

Бли-ин… Первый раз задумался, а ведь именно после мимолётной, всего минутной моей встречи с Оксаной самочувствие жены начало ухудшаться! На нервной почве? Абсурд. Это как если бы я её ревновал к Николаю. Но женская логика — это нечто неуловимое для объективного наблюдения и часто заставляющее сомневаться в самом факте её существования. В делах юридических Марина соображала как компьютер, если бывают компьютеры, наделённые цинизмом и сарказмом одновременно. Но как только доходило до ревности, центральный процессор сбоил. Правды не узнаю. Тем не менее, Оксану больше никогда и нигде не хочу видеть. Даже мельком.