Когда они приехали в Зимний дворец, все было, как и предполагала Елена Федоровна. Больше того, Николай Павлович и Александр Христофорович не только сами занимались этим, как они считали, важным и нужным, а в реальности никчемным и довольно-таки бесполезным делом, но и вращали вокруг этого массу народа.

Жандармские и полицейские офицеры, штатские чиновники, флигель-адъютанты разных званий и должностей — все деятельно работали, разрабатывали как саму идею в целом, так и разные сюжеты в частности.

В общем, как понимал Константин Николаевич, это была российская действительность в разрезе — хоть в XIX, хоть в XXI веках, когда в отдельности работники трудились в поте лица, а в общий итог составлял огромный и пессимистичный круглый ноль.

Но сама разворачиваемая деятельность государственной машины была так красива, что у Константина Николаевича рука не поворачивалась останавливать текущий процесс. В конце концов, это был практически тот же «Черный квадрат» Малевича — непонятная по смыслу и по сюжету картина, но очень интересная и даже зловещая для зрителя.

Все поломала его ласковая прелестница, его деятельная почти женушка Елена Федоровна. Буквально влетев в эпицентр действия — служебный кабинет императора, она, и не подумав посоветоваться с Константином Николаевичем, весело прощебетала несколько ласковых слов, которые по эффектности разгрома для присутствующих составляли несколько тонн динамита. В частности, девушка просто сказала, как прогремела небесным громом:

— А мы вашего грозного вервольфа уже арестовали и сдали в тюремную камеру в жандармском управлении. Вот!

В этом тарараме, как в сломанном механизме, где люди, как частицы, всюду валялись, стояли и бестолково блуждали, раздались ответные недовольные слова Николая Павловича:

— Как же вы это так, не сообщив, тем более, с нами не согласовав? Император самодержавный я или кто?

Собственно, отвечать на такой вопрос императора и не требовалось. Это были своего рода властные ключи-заклинания к магическому механизму бюрократии. Несколько слов и человечки снова начали с оговорками, с недоуменными взглядами на сановников, но работать. Еще добавить несколько сердитых, чиновных взоров монарха, и все, механизм заработал. Людишки чинами по менее побегали, чинами по крупнее — заскреблись, расписывая, рисуя и чертя. Только главный мозг этого бюрократического монстра все равно пока не работал, находясь в полном параличе из-за шокируемых вестей.

Николай Павлович практически по-родственному подозвал свою как бы дочь Елену Федоровну. Если бы это происходило в полиции, или, не дай бог, в жандармерии, то такая беседа называлась бы следственный допрос. А так это всего лишь оказался разговор по душам. И заодно педагогическое наставление новому поколению. Император же полагал, опираясь на слова прелестницы, что это будет всего лишь принятие пищи в трактире. А они что натворили?

Александр Христофорович же проводил разговор с князем более жестко, хотя и по-дворянски вежливо и осторожно.

Константин Николаевич, голубчик, что же вы так, — почти причитал он, — мы уже и красивый план разработали по всей России, темпы ускорили и ассигнаций худо-бедно по ведомствам наскребли на эту операцию. Две таких крупных и сильных организации в России — жандармский корпус и министерство внутренних дел — начали работать, сотни тысяч человек по всей стране трудятся в поте лица.

И тут вы пролезли. Без малейшего согласования, даже слова единого не проронив, сорвали весь полный цикл мероприятий. Вы как хотите, но это так просто отпускать вам нельзя. Я буду настаивать, чтобы вы незамедлительно получили высочайший выговор!

Бенкендорф возвысил голос, внимательно глядя на подчиненного — понял ли хоть промах? Усвоил ли сентенцию начальства? Или надо еще продолжать наставительный разговор? Эх, зеленная молодежь!

А Константин Николаевич с высоты обоих жизней в душе так не думал, но только укоризненно кивал. Этот разговор показал ему, как уже теперь становилось гниловатым императорское государство.

Ведь ему собираются высказать гневный выговор. За что? За поручение, кстати говоря, блестяще выполненное. И всего лишь за несогласование действий! Несуразица какая!

Николай Павлович, уже почти ласково шепча с Еленой Федоровной (он уже совсем не гневался), тоже почувствовал, что его шеф жандармов явно заехал куда-то не туда в служебном рвении. Ведь преступник-то уже схвачен без убитых и даже раненых!

— Александр Христофорович, вы позволите, я присоединюсь к вашему разговору? — обратился императору к своему начальнику III отделению и шефу жандармов.

Бенкендорф, разумеется, и в мыслях не держал возможность возразить императору. Он услужливо кивнул, соглашаясь.