По их лицам текут слезы.

Может быть, не только по их.

Родители даже не замечают, как я заношу их домой, они слишком увлечены попытками мне накостылять. Мои милые, добрые, легкомысленные родители, не обидевшие за всю жизнь и мухи. Мама начинает колотить меня по голове, когда я пытаюсь поставить их на пол.

— Дурак! Идиот! Идиотский дурацкий сын!

— А ну быстро взял нас и понес к себе! — неожиданно рявкает отец, пытающийся меня задушить, — Бегом!! Там…

Ему незачем продолжать. Там все остальные. Иначе бы они давно выскочили на все эти звуки. Нести?

Орущих, плачущих и дерущихся родителей?

Прямо по улице?

Запросто.

Нам теперь ничего не угрожает. Я же грабитель. Сервера и базы данных «серых» — лишь капля в море из того, к чему я получил доступ. Лишь верхушка айсберга из того, что я оставил себе. Теперь мы неприкасаемые. Там, где мало будет рычагов на любого в Японии, я смогу подключить десятки тысяч других людей, бизнесов, корпораций. Нас теперь не тронет никто и никогда. Поэтому Кирью бежит по улице размашистыми прыжками, а на нем, как двое детей, восседают продолжающие буйствовать родители. Возможно, они улыбаются сквозь слезы, но этого никто не увидит, особенно у меня. Иногда хорошо иметь волосы, закрывающие пол-лица.

Причины? Угасший, уже чувствуется, что навсегда, голос Шебадда Меритта был прав. Я принял свою слабость и преодолел страх, став кем-то большим, чем был он. Пусть для того, чтобы стать этим большим, нужно ослабеть, позволить привязанностям опутать себя, взглянуть тому, от чего ты пытался всё время отворачиваться, — в лицо. Увидеть в зеркале не мага, не перерожденного, лишь следующего своему плану, а человека, который успеет больше. Способен на большее.

Возле моих ворот тусуются трое серьезных парней из гуми напротив, что заставляет родителей как по волшебству начать вести себя прилично. Это не так уж просто сделать, сначала нужно спуститься с меня, сохраняя какие-никакие остатки достоинства, но якудза в этом помогают, склонившись в низких поклонах и прекратив пялиться. Не знаю, чем я заслужил подобное, может быть, воскрешением из мертвых, а может и дед о чем-то догадался, но сейчас подобное весьма кстати. Позволяет Ацуко, добывшей из кармана ключ, открыть ворота, чтобы тут же шмыгнуть внутрь. Как, впрочем, и отцу. Поклонившись людям, оберегавшим покой моей семьи и бывших готовыми рисковать ради этого жизнью, я вхожу последним.

Нас никто не встречает, и это совершенно понятно. Судя по басам, которые улавливаются лишь через вибрацию пола — здесь и сейчас вовсю идёт репетиция в студии. Это хорошо.

Переглянувшись, мы с отцом, не сговариваясь, запускаем в студию заплаканную, но уже улыбающуюся (правда, очень криво) мать. Ну как запускаем? Заталкиваем легонечко, на чуть-чуть, чтобы звуки сатаны, изрыгаемые хтоническим порождением разума моей младшей сестры, внезапно прекратились, сменившись недоуменным разрозненным блеянием инструментов и Хиракавы. Сразу же после этого я вталкиваю слегка сопротивляющегося отца.

Затем захожу сам.

Немая сцена? Да.

Шок, неверие, приближение зомби, начинающих меня щупать? Да.

Рёв Ацуко при виде опавшей на задницу и икающей дочери, тянущей ко мне руки?

…да. Мне приходится подтащить всех повисших на мне людей к сестре, чтобы поднять её на руки и дать, наконец, заорать мне в ухо, давясь соплями и слезами.

А поверх всего этого бедлама, среди слез, криков и воплей, я вижу взгляд. Спокойный, собранный, понимающий. Смотрящий на тебя и в тебя, вбирающий и… не собирающийся больше отпускать. Взгляд человека, который стоит и ждет, уже узнав куда больше, чем остальные смогут догадаться. Я, отвечая на этот уверенный собранный взгляд, совсем не похожий на тот, что был ранее, тоже узнаю много нового.

Мана. Она победила себя там, где я проиграл. Ей нужно было превзойти свои генетические ограничения, а мне требовалось сломить клетку Узурпатора Эфира. Мы оба сделали то, в чем нуждались.

Теперь всё позади. Теперь можно просто жить.

Два дня спустя

— Вы новости вообще не смотрите? — недовольно проворчал я, шагая по залитым солнцем улицам Токио, — Мир стоял на краю хаоса, местами уже шел пуск отсчета ядерного залпа, на границе Мексики и США даже сейчас натуральные боестолкновения, а вы решили забеременеть? И это я молчу о том, что наши финансы, Мана, были заморожены, а возможно, стали бы вообще недоступны! Или неактуальны. Вы чем думали?!

— А зачем нам думать? — бурчала Асуми, которая шла, скрестив руки на груди, — Тут один абрикос решил сыграть в ящик, у нас горе было! Мы не…

— Не ври ему, — тихий голос Маны тут же заткнул хафу, начавшую повышать тон, — Всё не так. Просто Эна…

— Что Эна? — насторожился я.

— Залетела, — коротко доложила идущая рядом жена, обнимая подругу за шею, — Мы решили присоединиться.

Та-ак.

Пара глубоких вздохов прочищают голову. Вместо желания закопать Мидзутани под землю, я встраиваю новую информацию так, как она должна лежать, без эмоций. Дело сделано, но если меня попытаются обвинить в том, что именно моя трагическая гибель послужила причиной незащищенного траурного секса, то Японию в кои-то веки осветит не солнце, а напоротый зад моей чересчур активной сестры…

— То есть, группы не будет?

— Группы не будет, — бурчит Асуми, вжимаемая головой в грудь, — Какая группа? Тут чуть ли не конец света вокруг! Рожать надо!

— А родители знают? — задаю я вопрос, на который мои женщины… не хотят отвечать.

Что, само по себе, еще тот ответ.

— Старик суетился вокруг нас как наседка, запряг парней чуть ли не дышать на нас, — неожиданно выдает Хиракава, — Но сам, что-то, не шибко грустил по твоей кончине! Есть что сказать по этому поводу?!