Так и хочется воскликнуть: "Браво!". Нацистские расисты посрамлены. Они-то "нордическую" немецкую расу стремились дополнить тибето-гималайской: лишь такая добавка порождала "сверхчеловеков". Можно было бы посоветовать В. Коваленко взять книгу известного тюрколога Н.А. Баскакова "Русские фамилии тюркского происхождения" (М., 1979). Там можно найти сотни фамилий, среди которых и Гоголь, и Кочубей, и масса других со всей Восточной Европы. Свидетельствует же это о том, что расизма в России (в том числе и на Украине) не было. Более того. Скажем, фамилия "Аксаковых" происходит от Темир-Аксака: боярин Вельяминов, восхищенный громкими победами завоевателя, дал это имя одному из сыновей. Таково же происхождение имени Шеремет (род Шереметьевых): оно в честь турецкого полководца Шеремета. Да и Борис Годунов сумел обмануть не только современников: "потомок" знатного татарского рода на самом деле был довольно скромным костромским дворянином.

Для "психоанализа" интересно как раз то, что претенденты на знатность в ХVІ–ХVІІ века "занимали" себе родословные где-нибудь на стороне, по возможности там, где проверить было уже невозможно. Так появилась масса "выезжих" из печенегов, половцев, татар. Только так и можно было "сравняться" со своими Рюриковичами и Гедиминовичами. Ну, а имя "Бабура" не какое-то а очень даже знаменитое. Славы одного Бабура Захиреддина, потомка Тимура, уроженца Ферганы, блестящего полководца и поэта, писавшего на тюркском и персидском, автора бессмертных "Бабур-намэ", вполне достаточно, чтобы появились сотни "Бабуров" у самых разных народов.

И еще одна маленькая деталь. Возмущаясь развязностью Никиты Михалкова, В. Коваленко доносит властям, что и сын, и папа подписали "путчистскую листовку". По Коваленко защита конституции и демократии — это "путч", а вот расстрел женщин и детей вакуумными и комулятивными снарядами — это то, что надо. Вполне логично для нациста. Надо только иметь в виду, что палач и наемник куда меньше виновны в гибели ни в чем не повинных людей, нежели те, кто их направляет. 42 "подписанта", сначала толкавшие власти к кровавой бойне, а затем упивавшиеся пролитой кровью, подписали себе приговор на вечное проклятие. И прав С. Говорухин: они-то и есть идеологи истинного, невыдуманного фашизма. И прав В. Максимов ("Книжное обозрение", 21.01.94), решительно отмежевавшийся от своих бывших вроде бы единомышленников. В одном только хотелось внести уточнение. Говоря об одном из "подписантов" Д. Лихачеве, раздутом теми же подписантами как "совесть нации", В. Максимов слишком пессимистически заключает: "Какая нация, такая и совесть!". Но ведь "нация" здесь не при чем. Упрек можно сделать власти, средствам массовой дезинформации, интеллигенции, наконец, которая держит нацию в неведении. Народ в принципе не может быть виновным. Он работает, создает, а в наше время думает и о том, как физически выжить. Подвижники-просветители должны прийти из нашей среды. Пока их нет.

В. Коваленко привлек в союзники, как упомянуто, Мурада Аджиева. "Этноисторик" Мурад Аджиев едва ли не самый плодовитый и печатаемый в "НГ" автор, во многом определяющий ее "историософию". Правда, 15.01.94 газета напечатала и отклик на одну статью В. Каждая, где в послесловии затронута и последняя публикация этноисторика "О "москальских вотчинах" в России" ("НГ", 11.01.94). Каждай "предварительно" оценил статью как "галиматью, насквозь пропитанную какой-то патологической ненавистью к русской истории и вообще ко всему русскому" и пообещал к ней еще вернуться. А уже 21.01 редакция опубликовала гневное в духе Новодворской письмо О. Беляевской, которая возмущена непоследовательностью редактора В. Третьякова, позволившего опубликовать какую-то критику на великого ученого, участника международных конференций и создателя новой неопровержимой концепции русской истории. О. Беляевская обвинила Каждая в полном невежестве, незнании работ каких-то археологов, доказавших, что кипчаки уже в IV веке заняли Причерноморье и т. п. Одна неточность у Каждая действительно есть: в 1036 году Ярослав разбил под Киевом печенегов. Половцы же появятся у границ Руси в 50-е годы, и борьба с ними займет вторую половину ХІ-го и весь XII век. И хотя многие русские князья женились на половчанках, набеги это не предотвращало до тех пор, пока — уже в XIII веке — половцы, как ранее юрки, берендеи и часть печенегов, не начали тяготеть к Руси, отдаляясь от своих восточных родичей-кочевников.

С М. Аджиевым можно согласиться в том, что историю многократно переписывали и нынешнее ее переписывание, может быть, самое беспринципное. Но автор утверждает, что так на Руси было всегда, причем только в России. И Карамзин, и Соловьев, "и все другие российские историографы были государственными мужами, такими же зависимыми, как советские академики-поденщики. Они все одинаково писали историю государства российского — под неусыпным оком цензуры". В любом курсе историографии автор мог бы найти указания на зависимость историка от определенной социальной среды (иногда в вульгаризированной форме). Социальный заказ в той или иной степени давил на многих историков. Тот же Карамзин в душе был республиканцем (и в литературных произведениях тоже), а историю писал в жестко монархическом ключе. Только делалось это не по заданию правившего монарха, а в поучение ему (разумеется, в более достойном виде, чем наши "интеллигенты", призывавшие президента не бояться лить кровь какого-то "быдла"). Летописи автору лучше бы было не трогать. Ему представляется, что на всю Русь была одна-единственная летопись, составленная по заданию властей, которую по заданию властей же из века в век переделывали. Борьба идей, борьба разных земель, племен, княжеских династий была всегда, летописи (разных городов, монастырей, епархий, княжеских домов) в той или иной мере отражали эту борьбу, и задача исследователей и заключается в том, чтобы понять, вокруг каких идей и почему шла эта борьба.

Оставим в стороне и вопрос о гуннах IV столетия. Это большая и далеко (вопреки страстному монологу О. Беляевской) не решенная проблема. Гунны в Причерноморье известны источником со II века. Около 160 года их упоминает здесь Дионисий Периегет. Чуть позже Кл. Птоломей помещает их между бастарнами и роксаланами у берегов Борисфена (Днепра). А означает это, что гунны изначально были в числе главных создателей Черняховской культуры (II–IV вв.): они здесь ранее готов. Археологи обратили внимание на близость "больших домов" Черняховской культуры с более ранними у Северного моря. Но, видимо, вне поля зрения их остались источники, свидетельствующие о том, что одно из главных фризских племен (побережье Северного моря) называлось "гуннами". Его хорошо знают северные сказания, в частности, сага о Тидреке Бернском. Этноним "гунн" в уральских языках просто "муж, человек". Имена с этим корнем широко распространялись по северу (Гуннар, Гундобад, Гунильда и т. д.). У Иордана (VI в.) Днепр носит название Гунновар — река гунов. "Вар" — одно из коренных индоевропейских обозначений воды (отсюда варины, варанги, варяги в значении поморян). "Аттила" также имя индоевропейское (в значении "отец, батюшка"). Оно и до сих пор живо не только в Венгрии, но и, скажем, в Шотландии. Да и другие имена гуннов дают некую смесь индоевропейского и уральского, причем, Иордан и имена готов считает "гуннскими".

На территории "Московии", как и в степи, также сменилось за века много народов. В эпоху неолита и бронзы сюда распространяются с юга индоевропейские племена (ветвь индоариев), индоевропейской была и фатьяновская культура. А севером из-за Урала проходят сначала уральские, и затем угро-финские племена. Славяне сюда проникают с IX века тремя потоками: по Волго-Балтийскому пути (славяне с южного берега Балтики), с верховьев Днепра (кривичи) и из Среднего Поднепровья. Вторжение половцев приведет к отливу больших масс населения на северо-восток. Здесь появятся Переяславль Рязанский, Переяславль Залесский. Переселенцы захватывали с собой и привычные названия рек: оба Переяславля стоят на Трубеже, а в рязанских могильниках появляются височные привески, характерные для Киевщины и древлян. И, видимо, только ради желания "переписать" М. Аджиев ничтоже сумняшеся утверждает, что славян здесь не было "вплоть до XIII века". Специалистов должно заинтересовать лингвистическое открытие М. Аджиева: русское имя "Иван" на тюркском означает "дурак". Как говорится, спасибо за откровенность, тем более что компания "дураков" не так уж плоха. Здесь и еврейские и греческие Иоанны, и французские Жаны, и английские Джоны, и немецкие Йоханны, и болгарские Иваны — все представители правящих династий и святые. В русских семьях потому и было так много "Иванов", что много святых было с этим именем. А балтийским славянам, которых крестили в XIII веке, архиепископ магдебургский даже запрещал принимать целыми селами одно и то же имя "Ивана".

Не менее потрясает и другое открытие. Оказывается "Кирилл (Константин) и Мефодий имели очень далекое отношение к русской культуре. Они — тюрки-кипчаки и в русском языке разбирались также плохо, как в китайском или зулусском". И глаголица — одна из русских письменностей, распространенная на Балканах, у дунайских славян (как тайнопись ее использовали многие еретики и югославские партизаны в годы Второй мировой войны) — тоже тюркская письменность! Очевидно, византийцы (а может быть и древние греки?) были тюрками задолго до турецкого завоевания.