Бред сумасшедшего… Похоже, наш подъезд стал прибежищем странных явлений, чтобы не сказать больше. Убийство Хамовича (явно каким-то маньяком), исчезновение Лизаветы, а теперь еще этот «астролог»-лозоходец в средневековых лохмотьях… Что все это значит?

Я постарался как можно быстрее открыть замки на входной двери и шмыгнул в прихожую, как испуганная мышь в норку. Нет, честно, мне стало как-то не по себе. Даже холодок побежал между лопаток, словно кто-то нехорошо и пристально посмотрел мне вслед.

Первым делом сварив крепкий кофе, я включил компьютер и залез в Интернет. Мне не давал покоя мысль о лозоходцах. Надо почитать, что это за птицы такие и чем они еще занимаются, кроме поисков подземных источников.

Из Интернета я узнал, что лозоходцы называются даусерами, что истоки этой, с позволения сказать, профессии теряются во тьме веков, и что раньше они пользовались ветками орешника, а теперь медной рамкой, которая вращается в деревянной рукоятке.

Лозоходцы определяют геопатогенные зоны при строительстве зданий, ищут места, где можно рыть колодцы (это я знал), выступают в качестве первооткрывателей месторождений золота, серебра и железа, проявили себя в поисках кладов, а некоторые особо одаренные личности – лозоходцы-биолокаторы – разыскивают пропавших людей, живых и мертвых.

А еще я вычитал, что лозоходство – это антинаучное направление в биоэнергетике. И что все даусеры – шарлатаны.

Вот и думай тут, как хочешь…

Я выключил свой навороченный «Пентиум» и задумался. Вообще-то мозги у меня в порядке. Иногда мне удается такие комбинации проворачивать, что мои коллеги за головы хватаются. Я умею построить логически верную цепочку событий, а также их последствий и замкнуть ее, где нужно и когда нужно.

Наверное, это качество я получил по наследству от деда. Он здорово меня баловал, но иногда ставил перед собой по стойке «смирно», долго-долго вглядывался в мои глаза гипнотизирующим взглядом, а потом многозначительно говорил: «Все верно. Ты можешь, мой мальчик. Можешь! У тебе есть дар. Но стоит ли?…»

Я повиновался ему беспрекословно. Иногда складывалось такое впечатление, что я могу читать мысли деда. По крайней мере, те, что касались поощрений. Едва его машина останавливалась у подъезда, как я уже бежал ему навстречу, зная, что дед притаранил какое-нибудь лакомство – в детстве я был большой сластеной.

На такие моменты бывали не часто. И не потому, что дед был жмотом. Просто он занимался такими проблемами, что нередко забывал даже пообедать, или зимой приезжал домой в одном костюме, оставив пальто и шапку на вешалке в своем кабинете.

Но что он имел ввиду, когда говорил про какой-то дар, я так и не понял. Возможно, дед хотел открыть мне эту тайну в какой-то определенный момент, да не успел.

Я долго не знал (и даже не догадывался), чем занимался дед на своей работе. Поначалу я Тим вопросом вообще не интересовался, считая, что академик только книжки умные пишет, да бумаги в кабинете перекладывает с места на место. А когда стал постарше и поумней, когда деда не стало, я задал этот вопрос своим родителям.

И получил в ответ приложенный палец к губам и многозначительный звук «Ц-с-с…» То есть, закрой свой юный ротик и во избежание разных неприятностей больше не спрашивай о таких вещах. В особенности в стенах дедовой квартиры.

Я уже привык к атмосфере некоторой исключительности и таинственности, которая, благодаря деду, окружала нашу семью, поэтому молча кивнул головой и умял свой интерес к этой теме.

Но спустя какое-то время после смерти деда я получил доступ к его библиотеке, которая хранилась под замком в дубовом книжном шкафу, больше похожем на деревянный сейф, так как его дверки были без стекол. По правде говоря, я знал, что там находятся старинные книги.

Но солидные фолианты, теснившиеся на полках шкафа, не вызывали во мне никаких эмоций. В детстве и отрочестве я больше любил Дюма, Майн Рида, Ефремова, Алексея Толстого, Агату Кристи, Сабатини, Гоголя, Джека Лондона и так далее.

История меня не прельщала; мне думалось, что это какие-то скучные летописи, притом на старославянском и латыни, которую я тогда не знал. Да и зачем мертвые языки такому лентяю, как я?

Однако, то, что я наконец увидел вблизи и подержал в руках, поразило меня до глубины души. Это были какие-то колдовские манускрипты, совсем не похожие на те книги, что стояли на полках в квартире, где я жил вместе с отцом и матерью.

У нас тоже было много старинных изданий, толстенные тома которых своими позолоченными тиснеными корешками придавали нашей библиотеке очень даже солидный и дорогой вид. Нужно сказать, что никто и никогда их не читал. По крайней мере, на моей памяти. Этот старый хлам предназначался гостям на показ.

Я и сейчас отчетливо помню, каким фанатичным огнем горели жадные глаза некоторых товарищей, когда им позволяли ознакомиться с нашими раритетами. Тогда у многих была такая мания – собрать козырную библиотеку. А что за библиотека без старинных фолиантов?

Но самое интересное: эти самые «собиратели», по-моему, в своей жизни читали только две книжки – сберегательную и «Устав КПСС». Мне как-то довелось побывать на дому у одного такого клиента. Его библиотеке мог бы позавидовать даже секретарь обкома партии, которому все книжные новинки доставляли прямо на дом, едва они покидали типографию.