Задыхаясь от накативших чувств, Мудрый выдернул цветок из стоящей на прикроватной тумбочке вазы. Провел лепестками по точеной скуле жены, губам, носику, отяжелевшим векам. Альбина Ринатовна, львица его, хоть и давала слабину в последнее время, случись что, за свое глотку бы перегрызла. Говорить она могла что угодно, но если бы дело дошло войны, Алька бы одновременно с мужем обнажила оружие. Мудрого эта ее готовность стать с ним плечом к плечу до поры до времени восхищала. Это сейчас его задор здорово поубавился… И вовсе не потому, что он зассал, побывав одной ногой на том свете. Нет… Лежа там с простреленным животом и фокусируя взгляд на ее блестящих от слез глазах, Мудрый больше всего боялся вовсе не умереть. А того, что однажды им придется поменяться местами. В тот момент Аркаша понял, что никогда бы не смог как Аля. Господи, у этой невозможной женщины была просто непоколебимая сила воли! Такое самообладание, каким даже он не всегда мог похвастаться. Вы не представляете, какой она была собранной… Не позволяя ни слезам, ни истерике, ни страху взять верх. Потому как, поддайся Алька хоть одной из этих эмоций, тело Мудрого уже бы дожирали черви.

Он очень хорошо это понимал. Он в этой женщине был уверен больше, чем в самом себе. Он любил ее больше, чем кого-либо в этой жизни. И уж конечно, больше, чем себя. Она была его всем. Его самой большой ценностью. Его сокровищем, его единственным смыслом. А потому он был обязан ее защитить. Любой ценой. Наперед. До конца жизни. Ее и детей. Обеспечить им лучшее детство. Счастливую беззаботную жизнь… И подумать о будущем. Ведь если Савва нарожает своих – войн, опять же, будет не избежать.

– Что? – совершенно неожиданно Альбина резко распахнула глаза. – Плохо?

– Нет, – просипел Мудрый. – Спи.

И она опять отрубилась. Просто опустила ресницы и засопела, как ребенок. Девочка… Всегда, сколько бы лет ей ни стукнуло, она будет его девочкой. Не дай бог ее кому-то обидеть.

Поиграв челюстью, Аркаша пересел в кресло. Негромко жужжа моторчиком, коляска выехала из комнаты. Первым делом он проверил телефон – ничего. Информации по завещанию у них пока не было. На полпути к террасе повстречался охранник. Вопросительно поднял брови, не решаясь спросить – не нужна ли Аркадию помощь. Больше этого Мудрого подбешивало, когда все же спрашивали…

Отрицательно мотнув головой, Аркадий поехал дальше. Завернул в холл и остановился у лестницы. Хера с два он туда поднимется, конечно. А если попробовать? У него возникло непреодолимое желание заглянуть к детям. Вероятно, виной всему было то, что накануне Аркаше не удалось соблюсти ритуал, пожелав им спокойной ночи. Он не любил когда заведенный порядок нарушался.

Вцепившись в перила, Мудрый встал. Лестница у них была широкой, с довольно удобными невысокими ступенями, но в том состоянии, что он находился, с таким же успехом Мудрый мог замахнуться на Эверест.

Ступенька. Еще одна. Сцепив зубы от боли…

– Ну и куда ты собрался, Аркадий Львович? Ни хрена ведь не получится.

Мудрый резко обернулся, проклиная себя за баранье упрямство, которое не позволило ему установить в доме лифт. Все думал, на хрена? Если скоро поправится… А вот хоть бы для того, чтобы сосунок не увидел его очередной слабости.

– Если бы я сдавался каждый раз под натиском этого убеждения, мы бы сейчас не беседовали, – оскалился Аркаша. Тут, как на грех, у него подвернулась нога. Благо Савва сориентировался и успел Мудрого подхватить. Не то бы растянулся он на ступеньках, рискуя уже не встать.

– Все-все! Стою я, стою…

– Лучше в коляску сядь! – рявкнул Савва. Мудрый, сощурившись, прошелся по физиономии молодого Гроса напряженным взглядом. Ну-у-у… Задатки в нем были правильные. Откуда – непонятно, но факт налицо. Аркаша это разглядел, еще когда малой ходил пешком под стол.

– Ты, никак, приложился к моему коньяку? – вернул любезность, тяжело опускаясь в коляску. Спина чудовищно ныла. Мышцы простреливали короткие очереди болезненных спазмов.

– Не спится, – буркнул Савва.

– Но и убить меня не хочется. Остыл? – усмехнулся Аркаша, направляя коляску к гостиной, где, похоже, и расположился Савва.

– Пришел к выводу, что в твоих аргументах есть смысл.

– И что тебя убедило?

– Тебе не нужен конкурент с пакетом акций, равным твоему собственному.

– Я был готов к тому, что это рано или поздно случится, – философски пожал плечами Аркаша, оглядывая накрытую поляну. Криво порезанные дольки лайма, кристаллы соли на идеально чистой поверхности стола. – Я тут подумал, что последним близким, которого хоронил, был твой отец, – добавил, извлекая из бара коньяк. К текиле Мудрый относился с прохладцей. – И тогда тоже, знаешь ли, непонятно было, что будет.

– Ну, ты разрулил, да? Женившись на матери.

Мудрый пожал плечами:

– Царствие небесное им обоим. Пусть земля будет пухом.

Пока Савва гипнотизировал свою рюмку, Аркаша отпил коньяка. Посмаковал послевкусие и сунул в рот дольку лайма.

– Ты сейчас их обоих, считай, проклял… – задумчиво протянул молодой Грос.

– Че? – закашлялся Мудрый.

– Знаешь, как звучит это твое «пухом» в оригинале?

– Я Стэнфордов не кончал.

– Есть такой древнеримский поэт Марциал. А у него стихи – «Пусть земля тебе будет пухом. И мягко покрывает песок, чтобы собаки могли вырыть твои кости». Почти надгробное проклятие – не находишь?