— Да можно это уже успокоить как-нибудь?!

— Иди, Ит, удачи тебе. — Гургутка практически вырвала младенца из моих объятий и придала ему ускорение. — Иди, если попадёшь в рабство, то вы точно не встретитесь. Спеши.

Ит ещё секунду смотрел на меня, потом резко развернулся и полетел прочь, не оборачиваясь.

— Ты хотел знать, кто это воет? Это твои принцессы убиваются по тебе.

— Но почему именно так?

— А потому что по-другому у них уже не получается. Они действительно очень сильно любили тебя. Любили и убили. Хотя ты это сделал сам, но они считают по-другому. И вот этот вой — всё, что осталось у них из эмоций. Нравится?

— Ты издеваешься?!

— Но ты же этого хотел, когда лез на верную смерть?

— Я хотел прекратить поединок девчонок.

— Я всё-таки была права, ты идиот. Жил идиотом и умер как идиот. Вот теперь наслаждайся. Сейчас ещё Болотная-младшая вернётся, она уже знает, и идёт сюда ведьмовской тропой. Вот тогда ты насладишься по полной.

— Нет, — не выдержал я и зажал уши ладонями что есть силы. Не помогло.

— Наивный, тебя нет. Нет твоих ладоней, нет твоих ушей. Нечем и нечего зажимать.

— Но я же как-то слышу! — практически проорал я.

— От тебя остались только воспоминания. Сейчас они сильны. У этих воспоминаний горе. В этих воспоминаниях ты ещё живой. И в тебе остались чувства, как у живого. Со временем всё будет притупляться и исчезать. Чем дольше память, тем длительнее этот процесс. Длительнее и болезненнее. Впрочем, до конца его ты не дойдёшь. Ты сойдёшь с ума ещё на середине пути.

— И что, совсем нет выхода?

— Конечно есть, — усмехнулась гургутка. — Первый — это стать духом.

— А что, есть ещё и второй?

— Второй — это умереть окончательно.

— В смысле? — не понял я.

— Ты не умер до конца, — загадочно произнесла гургутка.

— А можно хоть после смерти без загадок? Бесит.

— Давай по порядку. Сначала тебе откажут в духовстве.

— То есть ты уверена, что откажут?

— Увидим. Идём или подождёшь Болотную и насладишься и её горем?

— Идём, — твёрдо ответил я и взялся за предложенную руку гургутки.

На этот раз «идём» выразилось не в преодолении водных гладей, а в подъёме наверх. Гургутка взяла меня за руку, как Ариэль, и мы медленно полетели вверх.

— В воде ты была поактивнее.

— Не терпится получить отказ?

— Опять ваша местечковая самоуверенность. Вы всегда всё наперёд других знаете. Точнее, за других. Ещё точнее — за другого.

— И оказываемся правы, — парировала гургутка. — А если бы ты ещё и слушал других, то нежился бы сейчас в обществе любящих и обожающих тебя двух принцесс и одной ведьмы, а не летел бы со мной мёртвый туда, где решится твоя судьба.

— Если бы я слушал тебя, то сейчас бы хоронил одну из этих двух любящих принцесс.

— А так они хоронят тебя. И вообще, кто сказал, что они поубивали бы друг друга?

— Ит.

— Ит малец ещё, мало что соображающий.

— Слушай, ну поскольку я умер. Ну, почти. И ты уверена, что духом я не стану и умру окончательно…

— Если повезёт, то и быстро, — дополнила гургутка.

— Скажи, что у тебя было с Великим вождём?

— Охренеть! — гургутка аж тормознулась, словно налетела на бетонную стену. — Это всё, что тебя сейчас заботит? Не собственная смерть. Не то, что твои дети станут сиротами. Не разорванные в клочья любящие сердца. Тебя интересует, что у меня было с вождём? Серьёзно?

— Знаешь, я столько раз умирал. Алкоголизм вообще вещь, близкая к смерти. Наверное, где-то внутри я уже смирился со смертью, а сейчас просто принял её как должное. А дети и девчонки? Ну что теперь… Это свершилось. И это уже никак не исправишь. Жаль. И это всё, что я могу, — просто сожалеть об этом.

— Как обыденно и цинично ты об этом говоришь, — ужаснулась гургутка.

— А ты бы что делала? Рвала на себе волосы и убивалась о ближайшее дерево?

— Я не знаю. Хотя и волосы ты на себе порвать не сможешь, и о дерево убиться. Тебя нет. Ты просто воспоминание.

— Вот видишь. Но ещё остались чувства. И одно из них — чувство любопытства. Не откажи в последней просьбе перед окончательной смертью. Между прочим, в нашем мире последняя просьба приговорённого всегда выполняется.

— Вот поэтому вы такие уроды и есть. Вдруг ваш приговорённый пожелает, чтобы все сдохли вместе с ним. И что? Радостно броситесь исполнять его последнюю просьбу?

На это справедливое замечание мне было совершенно нечего ответить. А вот сделать максимально просящие глаза, добавить в них вселенскую грусть с капелькой надежды мне никто не запретил. И вот именно этими глазами я уставился на гургутку.