А мы, простые зрители, который раз входим в сияющий огнями зал и с замирающим сердцем ждем чуда. И оно происходит! Вдруг от самого банального мелодраматического сюжета появляются слезы на глазах людей совсем не сентиментальных, накал нечеловеческих, нереальных страстей заставляет поверить и содрогнуться. И, отстрадав, отудивлявшись, отвосхищавшись, человек выходит на улицу просветленный, задетый Великой силой искусства. Ему нет дела до тонкостей постановки, да и фамилия режиссера ему, как правило, не известна. Но в этот день мир стал для него чуточку лучше. И для неизвестного ему режиссера такая награда важнее всех государственных премий. Эта награда — понимающий и понявший зритель.

И. А. Репина

ОТ АВТОРА

Жизнь, подобно природе, состоит из времен года: ранняя весна, зрелая, бурная — посевы; лето — пора зрелости, плодоношение; осень — время итогов, сбор плодов, оценка прошедшего; подготовка семян для будущих посевов; может быть — консервация ценных плодов на времена грядущие, ожидаемые, времена стуж и холодов — «пропитание» на те темные времена, что бедны искусством, творчеством, времена, когда культура нации чахнет и может умереть… Творческая жизнь (и моя в частности) зависима от этих «времен года», от климата в стране и связана с ними.

Моя карьера оперного режиссера не была предусмотрена никем. Это — веление и забота судьбы. Не человек выбирает профессию, а профессия выбирает подходящего ей человека, который становится ее подданным, рабом, крепостным. Человек попадает в обстоятельства, которые находят, развивают и используют его способности в избранном судьбою направлении.

«Делается» ли карьера? Нет, она — результат потребности времени и общества. Назовем это судьбой и проследим ее деяния на примере моей творческой жизни.

СУДЬБА

В раннем детстве у меня была странная игра или скорее увлечение, а может быть, и мечта. Я хотел быть… вагоновожатым! Нет, я не хотел быть шофером автобуса, летчиком, стоять у штурвала большого, среднего или малого судна. Я хотел быть вагоновожатым! Меня захватывало с детства, захватывает и сейчас, зрелище ровно уложенных рельс, уходящих в неведомую для меня даль, поглощаемых движением вагона, катящегося по этим рельсам, только по ним и туда, куда они зовут, ведут, тянут, неукоснительно призывают катиться к цели, ими установленной. Взрослым, имея собственный автомобиль, я не испытывал удовольствия от управления им; взглянув же в переднее окно трамвая во время его движения, я вновь и вновь испытывал чувство, которое ощущал пушкинский рыцарь, когда вкладывал ключ в замок «верного сундука». «…Сердце мне теснит какое-то неведомое чувство…», «…приятно и страшно вместе…».

В доме моих родителей было пианино, хотя на нем никогда никто не играл. Играл только я. Металлические подсвечники были оторваны, так как я, разучивая пассажи шопеновских этюдов, оставлял для себя время крутить их руками, подобно тому как это делали вагоновожатые, включая и выключая мотор трамвая. Мне было уже девять лет, и, сыграв этюд Шопена, я принимался крутить подсвечники, воображая, что это ручка мотора и видя (ясно видя!) перед собою (воображая, конечно!) далеко уходящую и зовущую вдаль линию рельсов. До ближнего дома, сада, реки, леса, поля, до недоступного горизонта… Воображал! Родные смеялись, шутили и чуть боялись за мои умственные способности. А ныне? Совсем недавно я взглянул в японской электричке в окно, открывающее путь водителю. Я не мог оторваться от набегающих рельс, и японец подозрительно на меня взглянул. И до сих пор я не знаю, то ли это игра, то ли болезненное влечение, то ли судьба. Я принял это как образ моей судьбы, жизни. Двигаетесь вы по рельсам не туда, куда вы хотите, а туда, куда они проложены. Мимо великолепных вокзалов и грязных полустанков, красивых могучих городов с шикарными оперными театрами и поселков с необорудованными подвалами, где ютятся местные театры… Мимо разных названий и имен…

Моцарт, Прокофьев, Вагнер, Мусоргский, Верди…

Локомотив, везущий нас, может нас высадить на любой станции и оставить на полпути на время или навечно…

Москва, Берлин, Вена, Прага, Лейпциг, Тбилиси, Нижний Новгород, Верона, Генуя, Таллин…

Судьба! Вы должны ехать туда, куда для вас проложены рельсы. Временами, обстоятельствами, судьбой… «Пессимист! — слышу я упрек. — Где воля? Где устремленность к цели, уверенность в победе, сила веры, которые могут остановить вагон, перевести стрелку и направить его по другому, вами избранному пути?» Видел я вагоновожатых, кряхтя вылезающих из вагонов, берущих металлический прут-«кочергу» и переводящих стрелку в другую сторону — в депо, в ремонт, на пенсию…

Жизнь многообразна, непредсказуема и мудра. В моей жизни было много огорчающих меня случаев, были непредвиденные остановки и печальные повороты. Но проходило время, все разъясняющее время, протирало мне очки, и я видел, что судьба благосклонна ко мне и ничего не делает случайного. Это учило жить и работать. Терпение и покорность плюс верное служение велению судьбы! Я никогда ничего ни у кого не просил. Я старался! Старался с удовольствием, так как судьба повелела мне заниматься любимым делом. Чем больше я старался, тем больше получалось, тем больше мой труд ценили. А чем больше ценили, тем больше я старался! Вот попасть в такой «капкан» или «лабиринт» и есть счастье. Судьба знала: для того, чтобы поставить «Садко» или еще какую-нибудь «супероперу», совсем не надо быть коммунистом. Я и не был им. А чтобы мне не мешали, судьба образовала вокруг меня вакуум оперных режиссеров: «работай спокойно, не бойся конкурентов!» Вот «стиль работы» моей судьбы.

Можно еще сказать, что хорошо жить (т. е. работать, что одно и то же!) по данной тебе судьбою профессии, «специфическим способностям», громко говоря, — таланту. Тогда может возникнуть гордая идея, что ты нужен людям!

Это — главное в моей жизни. Все остальное — детали, случайности, наблюдения, ученичество у тех, кому поклоняешься.

Служение Театру и в театре, который могуч великим средством разговора «по душам» и о красоте души Человека. Искусство великое, непостижимое в своих таинствах. Храм-театр, жрицей в котором служит Евтерпа!