Выпроваживаю Алёну в ее комнату, чтобы уже не грузить своими очередными проблемами и дать отдохнуть после бессонной трудовой ночи. А сама, наконец, одеваюсь и принимаюсь аккуратно раскладывать свои вещи по полочкам, попутно размышляя о произошедшем.

Страшно себе признаться, но чувства, которые по-прежнему испытываю к Тимуру, никак не дают мне покоя. И это просто безумно глупо! Он издевается надо мной, ставит какие-то условия, требует того, чего я не хочу. Нет, хочу, и убедилась в этом, когда он касался меня. Но это, блин, так неправильно! Я хочу, чтобы это произошло по любви, по взаимной любви, а не по принуждению.

Но способен ли вообще Тимур кого-то любить? Он самовлюбленный нахал, эгоист, манипулятор, да еще и, похоже, бабник. Он всеми только пользуется и получает от этого удовольствие. Ему не нужны отношения, построенные на любви и взаимопонимании. Он привык брать, ничего не давая взамен.

Я понимаю, какой он, на своей шкуре испытываю все неприятности, что он учиняет ради своей выгоды. Понимаю, что такого, как Тимур, просто нельзя любить! И абсолютно искренне не хочу к нему ничего испытывать. Но почему глупое сердце считает совсем иначе? Почему так хочется приблизится к нему, тогда как нужно просто оттолкнуть, а еще лучше — огреть чем-нибудь тяжелым!

Почему он такой? Почему ему так нравится издеваться надо мной? Ну согласилась я уже делать за него работы, ну и хватит! Нет же, ему все мало! Хочет проверить меня на прочность? Хочет довести до белого каления? Или что? Что ему нужно?!

Еще теперь и Оля эта… Ухоженная красотка с идеальной фигурой. Такая дерзкая, неправильная, какая и нужна Тимуру. Ну, конечно. Это была просто его издевка! Хотел посмотреть, как быстро я растаю в его объятиях, чтобы потом еще ходить и издеваться надо мной из-за этого. Ну а зачем ему еще серая мышь в задрипанных шмотках, когда рядом есть такая красотка, как Оля? Только шпынять по каждому поводу, издеваться и использовать.

И как же угораздило меня так влипнуть?!

Тишина в квартире длится недолго. Едва успеваю закончить с разбором вещей и приступить к исправлению своей работы по начерталке, как приходит Оля. Шумно раздевается в коридоре, а затем, топая как слон по коридору, идет в свою комнату. А следом раздается и ее возглас:

— А где Тим?!

Подрываюсь с пола, на котором разложила ватман, и бегу к Оле.

— Не кричи, Алёна спит, — шепотом обращаюсь к ней.

— Ну, спит и спит, я-то че, — хмыкает она. — Я здесь тоже живу и имею право делать то, что мне хочется.

— Да без проблем, делай, что хочешь, я разве могу тебе запретить? Просто прошу не шуметь, мы ведь соседки, должно же у нас быть какое-то взаимоуважение друг к другу.

— Ой, ладно, не бубни, — фыркает Олька, скривившись, как от кислого лимона. — Ты лучше скажи, Тим куда подевался?

— Уехал, — пожимаю плечами.

— Как это, уехал? — возмущается она.

— Ну, вот так. Слышала, как в коридоре он с Алёной разговаривал, сказал, что не будет тебя дожидаться и попросил передать, чтобы ты ему потом сама позвонила.

— Ах, вот он, как! — рычит Оля, раздув ноздри. — Свалил по-тихому, когда я просила его меня дождаться, а теперь еще сама звонить ему должна?! Вот козел!

Сжимая кулаки от злости, соседка разворашивается и, топая еще громче прежнего, заходит в свою комнату и со всей дури хлопает дверью, да так, что аж кусок штукатурки у откоса отваливается. А я стою и смотрю на все это, не понимая, к чему весь этот концерт она устроила передо мной. Похоже, истерические женщины никогда не перестанут меня окружать. Но Оля хотя бы просто соседка, а не мама, на концерты которой я могу просто наплевать.

Стоя в паре метров от кухни и чувствуя аромат еды, который тянет к нам из вытяжки, вспоминаю, что до сих пор даже не позавтракала, не говоря уже о том, что на обед у нас и вовсе ничего нет. Все же жизнь с мамой приучила к тому, что большую часть времени готовит она, и в холодильнике всегда имеется что-то из еды.

Быстро позавтракав бутербродом с чаем, мариную куриные бедра в соевом соусе с сухим чесноком и перцем, а следом включаю духовку. Чищу картошку, нарезаю на дольки, которые приправляю солью, чесноком и красным сладким перцем, добавляю к курице и ставлю противень в духовку. Остается только вовремя все отключить и не спалить еду к чертям, как это частенько делала мама, отвлекшись на другие дела. И чтобы уж точно не проглядеть ужин, ставлю напоминание на телефон, а затем снова берусь за начерталку.

Часов пять кропотливо сижу над работой, отвлекшись только на отключение духовки. Вернее, не сижу, а лежу — ватман-то на полу, потому что на маленький письменный стол он не вмещается, а сидеть над ним, сгорбившись, ну совсем неудобно.

— Я проснулась, — слышу вдруг заспанный голос Алёны за спиной.

— Отлично, а я почти с начерталкой закончила! — радостно объявляю я и добавляю: — Пойдем тогда поужинаем?

— А ты что-то приготовила? — тут же оживляется подруга.

— Ну, конечно, не помирать же с голоду, — усмехаюсь я.