Самостоятельная я, ага.

Пока обуваемся с Власовым и надеваем куртки, Алёна с Олькой стоят в коридоре и смотрят на нас — провожают. Прямо большая и дружная семья, блин!

— Удачи, — произносит Алёна напоследок и осторожно обнимает меня слева, не затрагивая больную руку.

— Пока, Тим, — отзывается Олька и, подойдя к Власову, целует его взасос.

Зрелище, скажем прямо, вообще не из приятных, и я быстро отвожу взгляд. А на душе становится так тоскливо, что аж самой от себя противно. А все потому, что он целует ее, а не меня. А пора бы уже смириться с тем, что это было не по-настоящему. Забыть и больше никогда об этом не думать.

Выходим с Тимуром из дома и садимся в его машину. Сегодня на улице настолько холодно, что даже дышать больно. Власов с трудом заводит машину, и на загоревшемся экране я вижу температуру на улице — минус тридцать.

Кошмар! Вот это зима выдалась в этом году, прямо как на севере, белых медведей только не хватает. Есть только один черный — сидит рядом. Такой суровый, хмурый, готовый растерзать в клочья, если сделаешь лишнее движение.

— Ой! — от неожиданности подскакиваю на месте и трогаю ладонью сидение, которое почему-то стало горячим, хотя в самой машине до сих пор холодно.

На секунду даже подумала, что у меня случилось недержание. Глупая мысль, ничего не скажешь.

— Чего? — бурчит Власов. — Слишком горячо? Могу убавить.

— Нет, нормально. Просто не ожидала, — пожимаю плечами и чувствую себя так глупо и неловко, что хочется провалиться сквозь землю.

Ну откуда я могла знать, что его машина так может?!

— На нормальной тачке что ли никогда не ездила? — самодовольно ухмыляется Власов, тыча меня носом в свое превосходство.

— Знаешь, наверное, плохая была идея. Я пойду, — тяну за дверную ручку, но что-то громко щелкает в салоне, и дверь не поддается.

— Сиди уже, Наумова. Не рыпайся.

— Почему дверь не открывается? — возмущаюсь я, предпринимая очередную попутку выйти из машины Власова.

— Насть, ты реально не в курсе, какие функции есть в машинах? — хмурится Власов, а меня пробирает дрожь.

Кажется, он впервые назвал меня по имени. И так приятно слышать это от него, словно прозвучало не просто мое имя, а целый комплимент.

— Нет, не знаю, — мотаю головой и поджимаю губы. — У нас никогда не было машины.

— И ни у кого из твоих друзей нет тачки? — изумляется он.

— Нет.

— А друзья у тебя-то хоть есть? — говорит вроде бы в шутку, а меня это задевает за живое.

— Есть. Алёна, — хмурюсь и отворачиваюсь к окну.

— Нет, погоди. Ты щас серьезно? Только Алёна?! — с таким возмущением произносит, будто я обязана иметь миллион друзей. Желательно, на крутых тачках.

— Мы будем обсуждать мою личную жизнь, или поедем уже в больницу? — не выдерживаю и резко отвечаю Власову.

— Ну, сорян, на улице лютый минус, тачке еще надо прогреться, чтобы поехать.

— Ну вот и прогревай свою тачку! — бурчу в ответ. — Я же тебя не спрашиваю о твоей личной жизни, вот и в мою не лезь.

— А могла бы и спросить, — протягивает Власов.

Поворачиваюсь к нему и даю понять, что мне это неинтересно:

— Достаточно и того, что я уже о тебе знаю!

— Да? И что же ты обо мне знаешь? — с искренним интересом спрашивает он и ухмыляется, вздернув бровь.

— Ты, и правда, хочешь это услышать? — с вызовом спрашиваю его.

— Конечно, — кивает.

— Ну, тогда слушай. И потом не обижайся на меня — сам ведь попросил, — серьезно отвечаю, а он лишь сильнее расплывается в ухмылке. — Ты наглый, эгоистичный, самовлюбленный мажор, который ставит себя выше других и не любит ответственности. Перекладываешь все на других, манипулируешь людьми, угрожая и запугивая. Тебя интересуют только тусовки с друзьями, а на будущее тебе наплевать, — с каждым моим словом ухмылка на его лице растворяется. — Возможно, я что-то упустила, но самое основное перечислила.

— Смело, — подмечает Власов.

— Спасибо.

— А это был не комплимент, — усмехается он. — В твоем-то положении, смелость — не самое лучшее качество.

— Это почему же? — вскидываю бровь, а внутри все сжимается от его слов.

Действительно, и чего это меня понесло? Где храбрости успела набраться?

— Потому что сейчас ты сидишь в тачке с этим наглым и эгоистичным мажором, детка, — вновь ухмыляется Власов и резко трогается с места. — А куда ты поедешь и вернешься ли вообще домой, зависит только от меня.