— К нашим, э-э-э, способностям, — Бежин даже слегка растерялся.

Да, помнили мы с тёзкой этот каталог… Он, скажем прямо, был крайне невеликим, сам дворянин Елисеев там вообще не числился, так что особого интереса упоминание о каталоге у нас не вызвало. Но Воронков посчитал нужным получить все доступные сведения по этому вопросу.

— Каталог хранился у директора? — захотел уточнить он. С учётом того, что именно рядом с кабинетом Угрюмова каталог мы тогда и обнаружили, вопрос казался излишним, если только Воронков не пожелал проверить, нет ли у Бежина проблем с памятью о своей работе.

— Да, — тёзка внутренне встрепенулся. Подзабытое ощущение лживости ответа вдруг напомнило о себе. Вот, кстати, странно: работает тёзкин детектор лжи только при ответах на вопросы, а если человек говорит неправду просто так, без вопроса, тёзка может ложь и не почувствовать. И как я раньше-то этого не замечал?

Повернувшись боком, чтобы не видел Бежин, тёзка принялся знаками подавать сигналы Воронкову. Тот глазами показал, что понял, и явно соображал, как бы половчее прихватить Бежина на лжи, но тут допрашиваемый странно завис. Взгляд Бежина вдруг потух, он беззвучно зашевелил губами, будто проговаривая что-то про себя, руки то выкладывал на стол, то прятал под ним.

— Я повторяю вопрос: каталог хранился у господина Угрюмова? — кажется, Воронков не вполне понимал, что происходит, что и не удивительно — сам-то он в событиях последних дней не участвовал. Впрочем, что дело пошло куда-то не туда, до сыщика, похоже, начало доходить.

— Юрий Иванович, как вы себя чувствуете? — встревожился Воронков. — Вы меня слышите? Юрий Иванович?

Бежин икнул и начал падать со стула, тёзка с Чадским еле успели его поймать, не дав свалиться на пол. За дело моментально взялась Эмма. Столь же моментально Воронков сообразил, что в имеющейся ситуации главная здесь именно она, поэтому без возражений покинул кресло, в которое по её распоряжению усадили Бежина. Толку от нас с дворянином Елисеевым, по вчерашнему опыту, ждать не приходилось, но на случай, если опять надо будет поддержать Эмму, тёзка устроился по другую сторону пациента.

Как и вчера, что именно делала Эмма и как у неё это получалось, тёзка увидеть не смог. Но получалось у неё на этот раз легче, потому что помощь ей не потребовалась, управилась она тоже быстрее, а главное — по завершении сеанса она выглядела далеко не такой уставшей и обессиленной, как в первый раз. Нам с с тёзкой было жутко интересно, в чём причина такого небывалого прогресса, но отвлекать Эмму расспросами по нашей связи не хотелось, а спрашивать при всех и вслух — дураков нет, в другом месте их ищите.

— Ваш вопрос заставил больного обратиться к воспоминаниям, которые были запечатаны внешним внушением, — объяснила женщина. — В себя он придёт скоро, но я полагаю необходимым перевести его ко мне и продолжить допрос там.

— Прошу прощения, Эмма Витольдовна, а как скоро мы сможем продолжить? — Воронков, даже пребывая в лёгкой степени офонарения, службу свою тянул исправно.

— Может быть, через полчаса, может, через два часа, точно не скажу, — Эмма и сама была, что называется, на нервах. — Но о сутках речи нет.

А вот это интересно… Чадскому в тот раз чуть больше суток понадобилось для возвращения к нормальной жизни, тёзке поменьше, но тоже немало, тому же Бежину вчера Эмма опять-таки сутки отвела на сон, а сейчас вот гораздо меньше. Эмма совершенствуется или организм Бежина привыкает к её воздействию? Скорее всего, два в одном.

Перемещать Бежина к Эмме не стали — воспротивился Чадский. Секретность, мол, пострадает, носилки или каталка привлекут внимание, вот усадили его в кресло, и ладно. Хотите, другое принесут, поудобнее? А вам, уважаемая Эмма Витольдовна, что у себя за Бежиным присмотреть, что тут — какая разница? Видно было, что перспектива провести ближайшее время в секретном отделении Эмму не сказать чтобы радовала, но в конце концов она сдалась, и Бежин остался на месте. Впрочем, кресло поудобнее для Бежина Эмма всё же затребовала.

Скуку, верную спутницу ожидания, убивали без особых изысков — сначала Чадский организовал чаепитие, потом разбились по интересам — ротмистр отправился дальше руководить секретным отделением, Воронков по мере сил всячески его от столь важного занятия отвлекал расспросами о недавних событиях в институте, Эмма так и сидела рядом с Бежиным, дворянин Елисеев то вёл с ней болтовню на отвлечённые темы, то отходил поучаствовать в разговорах Воронкова с Чадским.

В себя Бежин пришёл почти через два с половиной часа, ещё какое-то время ушло на его осмотр Эммой, после чего она разрешила продолжить допрос. Что и как подкрутила Эмма в голове Бежина, даже не знаю, но результат всем понравился — отвечал Юрий Иванович без особой охоты, но врать уже не пытался. И стали выясняться крайне интересные подробности…

Получая все приходившие в институт сведения о людях с признаками наличия паранормальных способностей, Юрий Иванович, как оказалось, передавал их академику Угрюмову далеко не в полном объёме. Первым их просматривал Хвалынцев, и часть тех сведений оставлял у себя. По каким признакам Степан Алексеевич создавал свой собственный каталог, Бежин внятно сказать не мог. По его словам, были там люди и с высокими показателями, и со средними, разве что те, у кого показатели совсем низкие, кузена не интересовали.