Шрифт:
Я провел пару дней в деревне, населенной абдаллами, нищенствующим племенем с очень любопытными традициями, история которых во многом напоминает отношения евреев с христианскими народами. Абдаллы были изгнаны из Месопотамии около тринадцати столетий назад в наказание за то, что их вождь Джаззит, отведя воду Евфрата, стал причиной смерти имама Хусейна и его воинов. Проклятие Хусейна все еще висело над ними, обрекая оставаться нищенствующим племенем. С тех пор они образовали разрозненные колонии в мусульманских странах. Богатые или бедные, «абдаллы» раз в год выходили с нищенской сумой на спине. Остальное население относилось к ним с презрением, а сами они были робки и замкнуты. Здесь мне также удалось убедить муллу продать мне несколько копий документов, свидетельствующих об истории племени. Я провел среди них некоторые антропологические измерения, а также сделал ряд фотографий.
Я вернулся в Яркенд через оазисы Дуа и Чанцзи, вдоль подножия могучего горного хребта, граничащего с Такла-Маканом на юго-западе, по заброшенной дороге, которую я нанес на карту. Здесь я также провел антропологические измерения среди горных племен пахпу шухшу, которые живут в верховьях реки Или.
Канун китайского Нового года я провел с доктором Ракеттом и его женой в их гостеприимном доме в Хотане. Еда и домашнее пиво способствовали созданию иллюзии скандинавского Рождества.
В деревне абдалл я провел новые измерения, пополнил свою этнографическую коллекцию и отправился в обратный путь в сопровождении моего многоуважаемого друга Ракетта. Ночи были холодными, а дома, в которых мы ночевали, практически не отапливались. В этой стране холод сильнее всего ощущался в помещении. Оставалось только удивляться, как сарты в легких одеждах могли его выносить. Приехав в Кашгар в начале 1907 года, после трех месяцев суровых условий я почувствовал себя едва ли не в центре цивилизации.
С неделю у меня ушло на завершение карт, проявку негативов и приведение в порядок оборудования. Я также организовал отправку этнографических и археологических коллекций в Финляндию.
27 января 1907 года я выехал из Кашгара в приподнятом настроении, поскольку это было подлинным началом моей экспедиции. Моей первой целью был Аксу, важнейший военный центр Синьцзяна. Он находится в 250 милях к северо-востоку от Шелкового пути и является перекрестком дорожной сети к северу от Тарима.
В канун китайского Нового года я приехал в Калпин и увидел нарядно разодетых жителей деревни. Джамен, где жизнь упорядочена вплоть до мельчайших деталей, в этой глуши производил странное впечатление. В определенное время звук пушечного выстрела возвещал о закрытии несуществующих городских ворот, о восходе и заходе солнца и т. д. Мандарин пытался убедить меня не предпринимать путешествие в Учтурфан зимой, но последуй я его совету, то не увидел бы великолепные пейзажи во всей красе.
В дикой долине Терек-Авата мы преодолели большое расстояние по узкому речному ущелью, где по обе стороны горы поднимались отвесно, и порой казалось, что они почти соприкасаются над нашими головами. Бесчисленные излучины реки чрезвычайно затрудняли картографирование.
Ночевали мы с киргизскими пастухами в юртах высоко в горах. Эти бедняки вели тяжелую жизнь: для питья – только растопленная снеговая вода, а единственное топливо – помет животных и редкие кусты. Одну из ночей мы провели в юрте диаметром всего десять шагов в компании двенадцати взрослых, четверых детей и сорока овец. Непросто было удобно устроиться в нашем углу и отвлечься от детских воплей и блеяния животных. Однако при температуре минус 15 °C очень приятно свернуться калачиком рядом с теплой шерстистой овцой.
Горные перевалы кое-где располагаются на высоте приблизительно 10 000 футов. Причина, по которой их вообще можно пересечь зимой, заключается в том, что из-за небольшого количества осадков снеговая линия очень высока: на Тянь-Шане – 11 700 футов, а во внутренних районах Тибета – 19 500 футов.
Учтурфан, куда мы приехали 18 февраля, первый из увиденных мной в Синьцзяне городов, расположен впечатляюще. Окружающая долина, обрамленная величественными горами, очень красива. Ближе к городу горы спускаются отвесно, фактически касаясь построенной китайцами крепости. Крепостные стены мертвыми прямыми линиями резко контрастировали с неправильностью горного силуэта и создавали замечательный эффект. Город, как и крепость, чист и ухожен, а магазины на удивление хорошо снабжались товарами из русского Туркестана и даже из Индии.
Проведя пять дней в уютном доме русского аксакала [4] , я продолжил путь по течению Таушкан-дарьи. С превосходной картой Свена Хемма мне в этой части моего путешествия проводник не требовался. Невероятно гостеприимные жители горных деревень давали нам ночлег, и оставалось только выбрать казавшийся лучшим дом, а хозяин и хозяйка были неизменно полны доброты и внимания.
Так, однажды повар Исмаил выбрал прекрасный на вид дом, чья хозяйка, вдова бека, оказалась в отъезде. Исмаил устроил нас в лучшие комнаты, и когда хозяйка вернулась верхом на воле вместе дочерью на лошади и скромным зятем на осле, она и ее спутники, видимо, сочли вполне естественным удалиться в худшую часть дома. Только тогда я понял, что мы вселились без разрешения пожилой дамы, и почувствовал неловкость и стыд. Когда мы уезжали, она одной рукой с гордостью отказалась от предложенных мной денег, а другой приняла их.
4
Так звали консульского представителя из местных.
2 марта я въехал в Аксу, чистый город, насколько в этих краях можно вообще вести речь о чистоте. Просторные казармы свидетельствовали, что китайцы осознавали стратегическое значение Аксу. Однако в настоящее время гарнизон сократился и производил жалкое впечатление, лица солдат были искажены употреблением опиума. Здесь меня тоже пригласили поселиться у русского аксакала, предоставившего мне комнату с печкой и двумя окнами. Эта роскошь позволила мне привести в порядок бумаги.
Визиты вежливости проходили в соответствии с традиционным уже знакомым мне этикетом. Военный мандарин, бригадный генерал, выделялся из ранее встреченных мной своих коллег. Лет шестидесяти, бойкий и крепкий на вид, он очень интересовался вопросами общественной жизни, в особенности относительно своей профессии, и полностью сознавал необходимость реформ по японскому образцу. Он не сомневался, что китайцам под силу то, что удалось японцам. В Восточном Китае, по его словам, армия уже модернизирована. При обучении своих людей генерал первостепенное значение придавал меткой стрельбе, а от традиционного китайского фехтования отказался.
Кульминационным моментом моего визита в Аксу был устроенный в мою честь генералом прием, на котором я встретился с городскими сановниками. После чая, во время которого солдаты в ярких костюмах шумно разыграли театральное представление, генерал предложил гостям соревнования по стрельбе. Мы, в свою очередь, стреляли из старинных дульнозарядных ружей, но этикет не был забыт даже тут. Участники маршировали к генералу группами с наплечными мушкетами, становились по стойке смирно и делали глубокий поклон, слегка касаясь земли пальцем правой руки. Наш хозяин и другие мандарины встали, после чего гости заняли свои огневые позиции. Когда стрельба закончилась, церемонию повторили. Я тоже в меру возможностей совершил поклоны, к великому удовольствию присутствующих.